Три мушкетера. Том второй

 Д'Артаньянъ нѣсколько разъ краснѣлъ и блѣднѣлъ, читая эти строки.

 -- О! вы все еще ее любите! сказала Кэтти, ни на одну минуту не спускавшая глазъ съ молодого человѣкг

 -- Нѣтъ, Кэтти, ты ошибаешься: я ее больше не люблю, но я хочу ей отомстить за ея презрѣніе ко мнѣ.

 -- Да, я знаю о вашемъ мщеніи, вы ужъ говорили мнѣ объ этомъ.

 -- Не все ли это тебѣ равно, Кэтти! Ты хорошо знаешь что я люблю только тебя одну.

 -- Какъ это можно знать?

 -- Узнаешь по тому презрѣнію, съ какимъ я отнесусь къ ней.

 Кэтти вздохнула.

 Д'Артаньянъ взялъ перо и написалъ:

"Милостивая государыня!

 "До настоящей минуты я сомнѣвался, что ваши оба письма предназначались для меня -- до такой степени я считалъ себя недостойнымъ подобной чести; къ тому же я чувствовалъ себя настолько нехорошо, что во всякомъ случаѣ не рѣшался отвѣтить вамъ. Но сегодня я принужденъ повѣрить вашему ко мнѣ доброму расположенію, такъ какъ не только одно ваше письмо, но и ваша горничная подтверждаетъ, что я любимъ вами. Ей не нужно говорить и учить меня, какъ порядочный человѣкъ можетъ заслужить прощеніе. Итакъ, я самъ приду сегодня вечеромъ въ одиннадцать часовъ испросить себѣ прощенье. Опоздать хоть однимъ днемъ въ моихъ глазахъ было бы теперь равносильно новому оскорбленію вамъ

 Тотъ, кого вы сдѣлали самымъ счастливымъ человѣкомъ на свѣтѣ

Графъ де-Вардъ".

 Это письмо было подложное и, кромѣ того, крайне не деликатное; по понятіямъ нашего времени, оно было даже позорное, но въ ту эпоху люди не были такъ взыскательны, какъ теперь. И между тѣмъ д'Артаньянъ чувствовалъ, что, несмотря на все неуваженіе къ ней, безумная страсть влекла его къ этой женщинѣ. Какая-то опьянявшая страсть, смѣшанная съ презрѣніемъ, однимъ словомъ, какъ угодно,-- страсть или жажда мести.

 Планъ д'Артаньяна былъ очень простъ: черезъ комнату Кэтти онъ хотѣлъ пройти въ комнату милэди и воспользоваться первой минутой удивленія, стыда и ужаса, чтобы восторжествовать надъ ней; можетъ быть, это и не удастся ему, но надо было на что-нибудь рѣшиться и рискнуть. Черезъ восемь дней начнется война, и нужно было уѣзжать: у д'Артаньяна не было времени тянуть съ любовью,

 -- Возьми, сказалъ молодой человѣкъ, передавая Кэтти еапечатанную записку,-- отдай это письмо милэди -- это отвѣтъ Варда.

 Бѣдная Кэтти поблѣднѣла какъ смерть: она догадывалась, что заключалось въ письмѣ.

 -- Послушай, милое дитя, сказалъ ей д'Артаньянъ:-- ты понимаешь, что надо же, чтобы все это такъ или иначе кончилось; милэди можетъ узнать, что ты передала первую записку моему лакею, вмѣсто того, чтобы отдать ее лакею графа, и что я распечаталъ и двѣ другія, предназначенныя де-Варду; тогда милэди тебя прогонитъ, и ты ее знаешь, что она не такая женщина, чтобы этимъ и ограничить свое мщеніе.

 -- Увы! сказала Кэтти,-- а для кого я подвергалась всему этому?

 -- Для меня, я это хорошо знаю, моя красавица, сказалъ молодой человѣкъ: -- за то я очень тебѣ и благодаренъ, клянусь.

 -- Но что же, наконецъ, заключается въ вашей запискѣ?

 -- Милэди тебѣ скажетъ это.

 -- Ахъ, вы меня не любите! вскричала Кэтти,-- и я очень несчастна.

 На этотъ упрекъ есть отвѣтъ, на который женщины всегда даются въ обманъ: д'Артаньянъ отвѣтилъ такъ, что Кэтти осталась въ страшномъ заблужденіи. Впрочемъ, она очень плакала, прежде чѣмъ рѣшилась передать письмо милэди, но наконецъ она все-таки рѣшилась -- это все, чего желалъ д'Артаньянъ.

 Къ тому же онъ обѣщалъ вечеромъ рано уйдти отъ ея госпожи и придти къ ней.

 Это обѣщаніе окончательно утѣшило бѣдную Кэтти.

 

VII. Экипировка Арамиса и Портоса.

 Съ тѣхъ поръ, какъ четыре друга принялись каждый охотиться за экипировкой, между ними не было уже болѣе общихъ собраній. Обѣдали всѣ отдѣльно, тамъ, гдѣ приходилось, или, вѣрнѣе, гдѣ кто могъ. Служба тоже отнимала много драгоцѣннаго времени, которое бѣжало незамѣтно.

 Они только условились хоть одинъ разъ въ недѣлю сходиться въ квартирѣ у Атоса, такъ какъ этотъ, вслѣдствіе данной имъ клятвы, не переступалъ за порогъ своей двери. Они должны были собраться именно въ тотъ день, когда Кэтти приходила къ д'Артаньяну. Какъ только Кэтти ушла, д'Артаньянъ направился въ улицу Ферру.

 Онъ засталъ Арамиса и Портоса философствующими. Арамисъ опять началъ поговаривать о постриженіи. Атосъ, слѣдуя своему обыкновенію, не отклонялъ и не поощрялъ его къ этому: онъ стоялъ за то, чтобы каждому была предоставлена свобода дѣйствій. Онъ никогда не давалъ никому совѣтовъ прежде, чѣмъ его не просили объ этомъ, да къ тому же его надо было еще и очень просить.

 -- Вообще, совѣтовъ просятъ только для того, говорилъ онъ:-- чтобы не слѣдовать имъ, а если имъ слѣдуютъ, то лишь для того, чтобы было кого упрекнуть впослѣдствіи за то, что посовѣтовали.

 Портосъ пришелъ вскорѣ послѣ д'Артаньяна; такимъ образомъ, собрались всѣ четыре друга.

 Лица ихъ выражали совершенно различныя чувства: на лицѣ Портоса читалось спокойствіе, у д'Артаньяна -- надежда, у Арамиса -- тревога, а лицо Атоса выражало безпечность.