Этотъ шумъ лишилъ ея веселости, все равно, какъ шумъ бури пробуждаетъ отъ тяжкаго сна; она поблѣднѣла и подбѣжала къ окну, между тѣмъ какъ г-жа Бонасье, дрожа всѣмъ тѣломъ, встала и оперлась на стулъ, чтобы не упасть.
Ничего еще не было видно, а только все яснѣе и яснѣе становился слышенъ лошадиный топотъ.
-- О, Боже, произнесла г-жа Бонасье: -- что это за шумъ?
-- Это ѣдуть или наши друзья, или наши враги, сказала милэди съ ужаснымъ хладнокровіемъ.-- Оставайтесь тутъ, я вамъ скажу, кто это.
Г-жа Бонасье стояла молча, неподвижная и блѣдная, какъ статуя.
Топотъ становился все слышнѣе; лошади были уже не дальше, какъ за полтораста шаговъ, и если ихъ еще не было видно, то только потому, что въ этомъ мѣстѣ быль поворотъ дороги. Но во всякомъ случаѣ топотъ былъ уже слышенъ настолько явственно, что можно было сосчитать число лошадей по отрывистому стуку желѣзныхъ подковъ.
Милэди вглядывалась съ величайшимъ вниманіемъ: было еще настолько свѣтло, что она могла узнать всадниковъ.
Вдругъ на поворотѣ дороги она увидѣла, что блеснули шляпы, обшитыя галунами, и развѣвающіяся перья; сначала показались двое, затѣмъ пять, а всего восемь человѣкъ; одинъ изъ нихъ ѣхалъ впереди остальныхъ.
Милэди испустила глухой стонъ: въ томъ изъ всадниковъ, который ѣхалъ впереди, она узнала д'Артаньяна.
-- О, Боже, Боже! вскричала г-жа Бонасье:-- что тамъ такое?
-- Это мундиры гвардейцевъ кардинала, нельзя терять ни минуты! вскричала милэди.-- Бѣжимъ, бѣжимъ!
-- Да, да, бѣжимъ! повторила г-жа Бонасье, но отъ страха она не могла сдѣлать ни одного шага, прикованная ужасомъ къ тому мѣсту, на которомъ стояла.
Слышно было, какъ всадники проѣзжали мимо окна.
-- Идите же! да идите же! кричала милэди, таща за руку молодую женщину.-- Черезъ садъ мы еще успѣемъ убѣжать, у меня ключъ... Но поспѣшите, черезъ пять минутъ ужъ будетъ слишкомъ поздно.
Г-жа Бонасье хотѣла идти, сдѣлала два шага и упала на колѣни. Милэди попробовала ее поднять и унести, но не въ состояніи была это сдѣлать.
Въ эту самую минуту послышался стукь колесъ отъѣзжающей кареты, которая, съ появленіемъ мушкетеровъ, умчалась галопомъ. Вслѣдъ затѣмъ раздались три или четыре выстрѣла.
-- Въ послѣдній разъ васъ спрашиваю, хотите ли вы идти? вскричала милэди.
-- О, Боже, Боже! вы сами видите, что у меня нѣтъ силъ, что я совсѣмъ не могу идти: бѣгите однѣ.
-- Бѣжать одной? Оставить васъ здѣсь? нѣтъ, нѣтъ, никогда! вскричала милэди.
Вдругъ она остановилась, зловѣщая молнія блеснула въ ея глазахъ; она подбѣжала къ столу и что-то всыпала въ рюмку г-жи Бонасье, стоявшую съ виномъ, изъ камня своего перстня, который она открыла съ поразительной быстротой.
Это было какое-то красноватое зернышко, которое тотчасъ же растаяло. Затѣмъ, взявъ твердой рукой стаканъ, она сказала:
-- Выпейте, это вино придастъ вамъ силы, выпейте.
И она поднесла стаканъ къ губамъ молодой женщины, которая машинально выпила.
-- Ахъ, не такъ мнѣ хотѣлось отомстить за себя, произнесла милэди, ставя съ адской улыбкой стаканъ на столъ:-- но что же дѣлать, приходится сдѣлать только то, что возможно.
И она бросилась изъ комнаты.
Г-жа Бонасье видѣла, какъ она убѣжала, но не могла за ней послѣдовать; она была въ положеніи тѣхъ людей, которые видятъ во снѣ. что ихъ преслѣдуютъ, и не могутъ двинуться съ мѣста.
Прошло нѣсколько минутъ, у воротъ раздался страшный стукъ; каждую минуту г-жа Бонасье ждала возвращенія милэди, которая, однако, не появлялась.
Нѣсколько разъ, безъ сомнѣнія, отъ страха, холодный потъ выступалъ у нея на лбу.
Наконецъ она услышала скрипъ отворявшихся рѣшетокъ, и на лѣстницѣ раздался стукъ сапогъ и шпоръ; послышались голоса, которые все болѣе и болѣе приближались, и ей показалось, что произносили ея имя.
Вдругъ она радостно вскрикнула и бросилась къ двери: она узнала голосъ д'Артаньяна.
-- Д'Артаньянъ! д'Артаньянъ! закричала она:-- вы ли это? Сюда, сюда!
-- Констанція! Констанція! отвѣчалъ молодой человѣкъ,-- гдѣ вы? Боже мой!
Въ эту самую минуту дверь скорѣе поддалась напору, чѣмъ открылась; нѣсколько человѣкъ съ шумомъ вошли въ комнату; г-жа Бонасье упала въ кресло, не будучи въ состояніи сдѣлать ни одного движенья.
Д'Артаньянъ бросилъ еще дымившійся пистолетъ, который онъ держалъ въ рукѣ, и упалъ на колѣни передъ своей возлюбленной; Атосъ заткнулъ свой за поясъ, а Портосъ и Арамисъ, державшіе шпаги наголо, вложили ихъ въ ножны.
-- О, д'Артаньянъ, дорогой мой д'Артаньянъ! Наконецъ ты пріѣхалъ, тыменяне обманулъ!.. Это дѣйствительно ты!
-- Да, да, Констанція, наконецъ мы опять вмѣстѣ.
-- О, она могла сколько хотѣла увѣрять меня, что ты не пріѣдешь, я все-таки смутно надѣялась, я не хотѣла бѣжать. О! какъ я хорошо сдѣлала, какъ я счастлива.
При словѣ "она" Атосъ, сидѣвшій спокойно, вдругъ всталъ.
-- Она? кто это она? спросилъ д'Артаньянъ.
-- Моя подруга, та самая, которая изъ дружбы ко мнѣ хотѣла меня избавить отъ преслѣдованій; та самая, которая приняла васъ за гвардейцевъ кардинала и убѣжала.
-- Ваша подруга! вскричалъ д'Артаньянъ, сдѣлавшись блѣднѣе бѣлой вуали своей возлюбленной:-- о какой подругѣ вы говорите?