И онъ посторонился, чтобы пропустить торговца. Этотъ повиновался безъ возраженій и вошелъ въ комнату, гдѣ, повидимому, его ожидали. Это былъ большой кабинетъ, стѣны котораго были украшены разнаго рода оружіемъ, оборонительнымъ и наступательнымъ; воздухъ въ кабинетѣ былъ спертый и удушливый, и въ немъ топился каминъ, несмотря на то, что былъ всего конецъ сентября. Четырехугольный столь, заваленный книгами и бумагами, сверхъ которыхъ былъ развернуть огромный планъ города Ларошели, занималъ середину комнаты. Передъ каминомъ стоялъ человѣкъ средняго роста, высокомѣрной и гордой наружности, съ проницательными глазами, съ широкимъ лбомъ, съ худощавымъ лицомъ, которое казалось еще длиннѣе отъ эспаньолки, украшенной сверху усами. Хотя этому человѣку едва было 36--37 лѣтъ, но его волосы, усы и эспаньолка были съ просѣдью. Хотя на немъ не было шпаги, онъ имѣлъ наружность совершенію военнаго человѣка, и его высокіе сапоги изъ буйволовой кожи, слегка покрытые еще пылью, указывали на то, что онъ ѣздилъ днемъ верхомъ.
Это былъ Арманъ-Жанъ Дюплесси, кардиналъ де-Ришелье. Тогда онъ не былъ такимъ, какъ намъ его изображаютъ,-- разбитымъ старикомъ, страдающимъ, точно мученикъ, съ разслабленнымъ тѣломъ, съ слабымъ, угасшимъ голосомъ, погруженнымъ въ большое кресло, точно въ какую-то преждевременную могилу, живущимъ лишь силою своего генія и поддерживающимъ борьбу съ Европой только постоянной работой своей мысли. Въ то время это былъ ловкій, изящный кавалеръ, уже слабый тѣломъ, но поддерживаемый той нравственной силой, которая дѣлала его однимъ изъ самыхъ необыкновенныхъ людей, когда-либо существовавшихъ; онъ готовился тогда, оказавъ поддержку герцогу Неверру въ его герцогствѣ Мантуѣ и взявъ Нимъ и другіе города, къ изгнанію англичанъ съ острова Ре и къ осадѣ Ларошели.
Съ перваго раза никакъ нельзя было узнать въ немъ кардинала, и тѣмъ, кто не зналъ его въ лицо, было невозможно отгадать, передъ кѣмъ они находились. Бѣдный торговецъ остановился у дверей, между тѣмъ какъ глаза особы, которую мы только что описали, устремились на него и хотѣли, казалось, проникнуть въ глубину прошлаго.
-- Это и есть Бонасье? спросилъ онъ послѣ минутнаго молчанія.
-- Да, монсиньоръ, отвѣчалъ офицеръ.
-- Хорошо, подайте мнѣ вотъ тѣ бумаги и оставьте насъ.
Офицеръ взялъ со стола указанныя бумаги, передалъ ихъ тому, кто ихъ спрашивалъ, низко поклонился и вышелъ.
Бонасье догадался, что эти бумаги были его допросы въ Бастиліи. Отъ времени до времени человѣкъ, стоявшій передъ каминомъ, отрывалъ глаза отъ документовъ и устремлялъ на бѣднаго торговца такой взглядъ, точно два кинжала пронизывали его до глубины сердца.
Послѣ десятиминутнаго чтенія и десятисекунднаго наблюденія кардиналъ принялъ рѣшеніе:
"Эта голова никогда не участвовала въ заговорѣ, но это ничего не значитъ: все-таки посмотримъ".
-- Насъ обвиняютъ въ государственной измѣнѣ, тихо сказалъ кардиналъ.
-- Мнѣ уже объ этомъ говорили, минсиньоръ, сказалъ Бонасье, называя кардинала титуломъ, которымъ, онъ слышалъ, называлъ его офицеръ,-- но клянусь вамъ, что я этого ничего не зналъ.
Кардиналъ сдержалъ улыбку.
Вы составили заговоръ съ вашей женой, съ г-жею де-Шеврезъ и съ герцогомъ Букингамомъ.
-- Дѣйствительно, монсиньоръ, я отъ нея слышалъ эти имена.
-- Но по какому случаю?
-- Она говорила, что кардиналъ Ришелье заманилъ герцога Букингама въ Парижъ, чтобы погубить его, а вмѣстѣ съ нимъ погубить и королеву.
-- Она говорила? сердито сказалъ кардиналъ.
-- Да, монсиньоръ, но я говорилъ ей, что она напрасно дѣлаетъ подобное предположеніе, что его высокопреосвященство неспособенъ...
-- Замолчите, вы глупы, сказалъ кардиналъ.
-- Это именно замѣтила мнѣ и жена, монсиньоръ.
-- Знаете ли, кто похитилъ вашу жену?
-- Нѣтъ, монсиньоръ.
-- Но тѣмъ не менѣе вы кого-нибудь подозрѣваете?
-- Да, монсиньоръ, но эти подозрѣнія, кажется, были непріятны г-ну комиссару и у меня ихъ больше нѣтъ.
-- Ваша жена убѣжала? Знали ли вы объ этомъ?
-- Нѣтъ, монсиньоръ. Я узналъ объ этомъ только тогда, когда попалъ въ тюрьму, и все благодаря г-ну комиссару, человѣку въ высшей степени любезному.
Кардиналъ вторично удержался отъ улыбки.
-- Такъ вамъ неизвѣстно, что сталось съ вашей женой послѣ ея бѣгства?
-- Совершенно неизвѣстно, монсиньоръ, но она должна была возвратиться въ Лувръ.
-- Въ часъ пополудни ея еще гамъ не было.
-- Ахъ, Боже мой, но что же съ ней сдѣлалось?
-- Объ этомъ узнаютъ, будьте спокойны: отъ кардинала ничего не скроется, кардиналъ все узнаетъ.
-- Въ такомъ случаѣ, монсиньоръ, вы полагаете, что кардиналъ согласится сказать мнѣ, что сдѣлалось съ моей женой?
-- Можетъ быть; но прежде всего надобно, чтобы вы признались во всемъ, что вы знаете про отношенія вашей жены къ г-жѣ де-Шеврезъ.
-- Но, монсиньоръ, я ничего не знаю, я никогда ее не видѣлъ.
-- Когда вы ходили за вашей женой въ Лувръ, отправлялась ли она прямо къ вамъ?
-- Почти никогда: она имѣла дѣла съ торговцами полотна, къ которымъ я ее провожалъ.
-- А сколько было такихъ торговцевъ полотна?
-- Два, монсиньоръ.
-- Гдѣ они живутъ?
-- Одинъ въ улицѣ Вожираръ, другой въ улицѣ де-ла-Гарпъ.