Три мушкетера. Том первый

 -- Если такъ, дайте мнѣ какой нибудь залогъ вашего благоволенія, какую-нибудь вещь, при надлежащую вамъ, которая бы мнѣ напоминала, что все это я видѣлъ не во снѣ; что-нибудь, что вы носили и что я могъ бы носить въ свою очередь: кольцо, ожерелье, цѣпочку.

 -- И вы уѣдете, уѣдете, если я вамъ дамъ то, что вы просите?

 -- Да.

 -- Сію же минуту?

 -- Да.

 -- Вы оставите Францію, вы вернетесь въ Англію?

 -- Да, клянусь вамъ.

 -- Подождите, въ такомъ случаѣ, подождите.

 И Анна Австрійская пошла въ свою комнату и почти сейчасъ же вернулась, держа въ рукѣ маленькій ящичекъ розоваго дерева, съ ея вензелемъ, инкрустованный золотомъ.

 -- Вотъ, милордъ-герцогъ, сказала она,-- возьмите и сохраните это на память обо мнѣ.

 Букингамъ взялъ ящичекъ изъ ея руки и вторично упалъ передъ ней на колѣни.

 -- Вы обѣщали мнѣ уѣхать, сказала королева.

 -- И я сдержу слово. Вашу руку, вашу руку, королева, и я уѣзжаю.

 Анна Австрійская, закрывъ глаза, протянула ему руку, а другой оперлась на Стефанію, потому что чувствовала, что силы ея слабѣютъ.

 Букингамъ страстно прильнулъ губами къ этой прекрасной рукѣ и затѣмъ, поднявшись, сказалъ:

 -- Ранѣе чѣмъ черезъ шесть мѣсяцевъ, если только я не умру, я снова увижу васъ, королева, хотя бы мнѣ пришлось перевернуть для этого весь міръ!

 И, вѣрный данному имъ обѣщанію онъ стремительно вышелъ изъ комнаты.

 Въ коридорѣ онъ встрѣтилъ ожидавшую его г-жу Бонасье, которая съ тѣми же предосторожностями и также счастливо вывела его изъ Лувра.

 

XIII. Г-нъ Бонасье.

 Во всемъ этомъ, какъ могли уже замѣтить, было одно лицо, о которомъ, несмотря на все его непріятное положеніе, казалось, очень мало безпокоились; это лицо -- г. Бонасье, почтенный мученикъ политическихъ и любовныхъ интригъ, которыя такъ удачно переплетались однѣ съ другими въ ту эпоху, славную въ одно и то же время и рыцарскими, и любовными похожденіями. Къ счастью,-- не знаю, помнить ли объ этомъ читатель?-- къ счастью, мы обѣщали не терять его изъ виду.

 Сыщики, схватившіе его, отвели его прямо въ Бастилію, гдѣ, всего дрожавшаго отъ страха, провели мимо взвода солдатъ, заряжавшихъ свои мушкеты, и затѣмъ помѣстили въ полуподземную галлерею, гдѣ онъ сдѣлался предметомъ самыхъ грубыхъ обидъ и жестокаго обращенія со стороны тѣхъ, кто привелъ его. Сыщики видѣли, что имѣютъ дѣло не съ дворяниномъ, и обращались съ нимъ, какъ съ настоящимъ мошенникомъ.

 Приблизительно черезъ полчаса пришелъ чиновникъ и, отдавъ приказаніе отвести г. Бонасье въ комнату, гдѣ производился допросъ, положилъ конецъ его мученіямъ, но не безпокойству. Обыкновенно допросъ арестуемыхъ производился у нихъ на дому, но съ Бонасье такъ не церемонились. Двое сторожей схватили торговца, провели его дворомъ, ввели въ коридоръ, гдѣ стояли трое часовыхъ, отворили дверь и втолкнули его въ низенькую комнату, въ которой находились только столь, стулъ и комиссаръ. Комиссаръ сидѣлъ на стулѣ у стола и писалъ. Двое сторожей подвели арестанта къ столу и по знаку, данному комиссаромъ, отошли на такое разстояніе, что не могли слышать разговаривающихъ. Комиссаръ, сидѣвшій до сихъ поръ съ опущенной головой надъ своими бумагами, поднялъ ее, чтобъ посмотрѣть, съ кѣмъ имѣетъ дѣло. Комиссаръ этотъ былъ человѣкъ отвратительной наружности, съ острымъ носомъ, съ выдающимися желтыми скулами, маленькими, но быстрыми и проницательными глазами, съ физіономіей, напоминавшей въ одно и то же время и куницу, и лисицу. Голова его, сидѣвшая на длинной и подвижной шеѣ, выдавалась изъ его широкой черной мантіи и качалась точно у черепахи, высовывающей свою голову изъ-подъ щита.

 Онъ началъ съ того, что спросилъ у г. Бонасье его имя, отчество, лѣта, званіе и мѣстожительство.

 Арестованный отвѣчалъ, что его зовутъ Жакъ-Мишель Бонасье, что ему пятьдесятъ одинъ годъ, по званію бывшій торговецъ и живетъ теперь въ улицѣ Могильщиковъ, въ домѣ подъ No 11.

 Тогда комиссаръ, вмѣсто того, чтобы продолжать свой допросъ, произнесъ длинную рѣчь объ опасности, которая существуетъ для темнаго торговца, если онъ вмѣшивается въ общественныя дѣла.

 Это вступленіе онъ осложнилъ еще объясненіемъ могущества кардинала, этого несравненнаго министра, превзошедшаго всѣхъ прежнихъ министровъ и служащаго образцомъ дтя всѣхъ будущихъ, могуществу котораго никто не можетъ противиться безнаказанно.

 Послѣ этой второй части своей рѣчи, устремивъ на бѣднаго Бонасье свой ястребиный взглядъ, онъ предложилъ ему поразмыслить о затруднительности его положенія.

 Торговецъ заранѣе уже все обдумалъ; онъ посылалъ къ чорту ту минуту, когда г. де-ла-Порту пришла въ голову мысль женить его на своей крестницѣ, и въ особенности ту минуту, когда эта крестница была принята кастеляншей королевы.

 Основаніемъ характера Бонасье былъ глубокій эгоизмъ, съ примѣсью скаредной скупости, и ко всему этому примѣшивалась страшная трусость. Любовь, внушенная ему его молодой женой, была чувствомъ совершенно второстепеннымъ и не могла бороться съ врожденными недостатками.

 Бонасье дѣйствительно задумался надъ тѣмъ, что ему только что оказали.