Три мушкетера

"She went to meet the Duchesse de Chevreuse and the Duke of Buckingham."	- Она ходила к герцогине де Шеврез и к герцогу Беккнгэму.
"Yes," cried Bonacieux, recalling all his remembrances of the circumstances, "yes, that's it. Your Eminence is right.	-Да...- произнес Бонасье, углубляясь в воспоминания, - да, верно, ваше высокопреосвященство правы.
I told my wife several times that it was surprising that linen drapers should live in such houses as those, in houses that had no signs; but she always laughed at me.	Я несколько раз говорил жене: странно, что торговцы полотном живут в таких домах - в домах без вывесок. И каждый раз жена моя принималась хохотать.
Ah, monseigneur!" continued Bonacieux, throwing himself at his Eminence's feet, "ah, how truly you are the cardinal, the great cardinal, the man of genius whom all the world reveres!"	Ах, монсеньер, - продолжал Бонасье, бросаясь к ногам его высокопреосвященства, - вы и в самом деле кардинал, великий кардинал, гений, перед которым преклоняются все!
The cardinal, however contemptible might be the triumph gained over so vulgar a being as Bonacieux, did not the less enjoy it for an instant; then, almost immediately, as if a fresh thought has occurred, a smile played upon his lips, and he said, offering his hand to the mercer,	Сколь ни ничтожно было торжество над таким жалким созданием, как Бонасье, кардинал все же один миг наслаждался им. Затем, словно внезапно осененный какой-то мыслью, он с легкой улыбкой, скользнувшей по его губам, протянул руку галантерейщику.
"Rise, my friend, you are a worthy man."	- Встаньте, друг мой, - сказал он. - Вы порядочный человек.
"The cardinal has touched me with his hand! I have touched the hand of the great man!" cried Bonacieux.	- Кардинал коснулся моей руки, я коснулся руки великого человека! - вскричал Бонасье.
"The great man has called me his friend!"	- Великий человек назвал меня своим другом!..
"Yes, my friend, yes," said the cardinal, with that paternal tone which he sometimes knew how to assume, but which deceived none who knew him; "and as you have been unjustly suspected, well, you must be indemnified.	- Да, друг мой, да! - произнес кардинал отеческим тоном, которым он умел иногда говорить, тоном, который мог обмануть только людей, плохо знавших Ришелье. - Вас напрасно обвиняли, и поэтому вас следует вознаградить.
Here, take this purse of a hundred pistoles, and pardon me."	Вот, возьмите этот кошель, в нем сто пистолей, и простите меня.
"I pardon you, monseigneur!" said Bonacieux, hesitating to take the purse, fearing, doubtless, that this pretended gift was but a pleasantry.	- Чтобы я простил вас, монсеньер! - сказал Бонасье, не решаясь дотронуться до мешка с деньгами - вероятно, из опасения, что все это только шутка.
"But you are able to have me arrested, you are able to have me tortured, you are able to have me hanged; you are the master, and I could not have the least word to say.	- Вы вольны были арестовать меня, вольны пытать меня, повесить, вы наш властелин, и я не смел бы даже пикнуть!
Pardon you, monseigneur!	Простить вас, ваше высокопреосвященство!
You cannot mean that!"	Подумать страшно!
"Ah, my dear Monsieur Bonacieux, you are generous in this matter.	- Ах, любезный господин Бонасье, вы удивительно великодушны!
I see it and I thank you for it.	Вижу это и благодарю вас.
Thus, then, you will take this bag, and you will go away without being too malcontent."	Итак, вы возьмете этот кошель и уйдете отсюда не слишком недовольный.