Третий всадник

– Эшелон со спецпереселенцами сейчас должен отойти от вокзала. Притормозить!

– Как притормозить? – возмутился на том конце провода полпред. – Там тысячи людей! Вагоны! Конвой!

– И что, предлагаешь с эшелоном отправить на простор контриков? – поинтересовался почти ласково москвич. – Чтобы они его под откос пустили по дороге?!

Этот довод пронял сразу, и полпред осторожно полюбопытствовал:

– Что за контрики?

– Узнаешь в свое время. А пока притормози отправку.

– Ладно. Если эшелон еще не ушел.

Мы с Горцем растрясли дремлющего в своей комнатенке шофера. И вскоре уже автобус несся в направлении вокзала. Вместо заднего стекла теперь в салоне был кусок фанеры.

Спецпереселенцев отправляли с Центрального вокзала города. Там в стороне располагались две платформы, и было огорожено приличное пространство, где раньше хранились различные грузы. Сейчас оттуда гнали спецэшелоны. Тысячи и тысячи людей.

Эх, эти спецэшелоны. Сейчас в движение приходят огромные массы народа. Вон еще недавно переселяли людей с Украины в Сибирь и Казахстан, теперь обратно заселяют Украину. А те, кто жили в Нижнепольской области, отправляются осваивать Дальний Восток. Все движется, потому что сама страна находится в движении. Она давно вышла из сна и теперь принимает необходимую конфигурацию. Нити железных дорог – это ее кровеносные сосуды. Люди – плоть. А возводящиеся заводы, осваиваемые месторождения, гиганты промышленности – новый мощный скелет. Люди для всего требуются. И люди, к сожалению, порой подневольные. Но новый облик страны требует их постоянного движения. Биение пульса истории толкает их вперед. Любыми средствами. И один из клапанов этого сердечного мотора эпохи – это мы, ОГПУ.

Мы с Горцем прошли мимо часовых на огороженную территорию, где ждали погрузки спецпереселенцы. Там нас встретили ответственные за отправку эшелона двое сотрудников полпредства и уже знакомый нам замначальника управления УИТУ Панкратов.

– Что опять случилось? – напряженно глядя на нас, спросил он.

Узнав, что требуется, он с видимым облегчением заверил:

– Сейчас найдем вашего вредителя.

Я огляделся окрест себя. Голова тут же пошла ходуном, как обычно и бывает при огромных скоплениях гудящего, взволнованного, нервного народа. Ты будто попадаешь в какую-то вязкую среду, воздух густеет, а звуки доносятся как из-за стекла.

Вокруг кипела толпа. Изможденные мужчины с семьями, небогатым скарбом, который разрешили взять с собой. Испуганные ребячьи глазки, прожигающие тебя насквозь. Детские страдания, сломанные судьбы.

– В такой толпе нелегко кого-то сыскать, – с сомнением произнес я.

– Так это не толпа. Это спецконтингент. Где каждый на своем месте и на учете, – засмеялся сотрудник ОГПУ как-то победно. – У нас даже побега в последний месяц ни одного не было.

– А раньше много бежали? – спросил Горец.

– Бежали во все стороны и со всей скоростью. Возвращаем. Кто-то прячется, конечно, но то до поры до времени. От всевидящего ока не скроешься.

Сотрудник ОГПУ был полон оптимизма и доволен своими успехами. Наверное, хорошо не испытывать сомнений и уколов совести. Так легче жить и выполнять такую морально тяжелую, но абсолютно необходимую нашу работу. Меня же всегда грызла внутри интеллигентская рефлексия. Не сомнения – сомнений у меня нет. А именно рефлексия и еще сострадание. Поэтому глядел я на спецэшелон безрадостно.

Почувствовав мое состояние, ко мне приблизился Горец, положил руку на плечо и едва слышно произнес:

– Не жалей их, Александр Сергеевич! Нет у нас такого права – жалеть.

– Я все понимаю, Тамерлан.

Однако тяжесть с души не уходила. Но как заклинание я повторял про себя: «Иначе нельзя…» А ведь иначе действительно нельзя. Потому что я знаю, на что способны эти сейчас растерянные, подавленные, но с ненавидящими жесткими взглядами мужики. Старая деревня, с ее средневековыми технологиями и укладом, с сохой и конем, будет безжалостно раздавлена гусеницами выходящих на поля тракторов и эффективностью коллективного труда. Вот только кулак не даст нам реформировать деревню. Потому что для него слишком много значит «мое» и слишком мало – «общее». Ведь это у нас рядом живут и работают «товарищи», а для него всего лишь «людишки», призванные приумножать это «мое». И за это «мое» будет он биться до последнего, с животной яростью и змеиной хитростью. Вот и приходится решать это дело массово, без разбора, с огромными издержками, поскольку в этих эшелонах много тех, кто такого не заслуживает. Но ведь не сделаешь ничего. Иначе нельзя!

Приближалась погрузка в эшелон. И в этот момент над вокзалом зазвучала радостная духоподъемная музыка. Из громкоговорителя неслась песня из прошлогоднего звукового фильма «Встречный»:

Нас утро встречает прохладой,
Нас ветром встречает река.
Кудрявая, что ж ты не рада
Веселому пенью гудка?
Не спи, вставай, кудрявая,
В цехах звеня.
Страна встает со славою
Навстречу дня.