Тот самый

– В этом нет ничего нормального! – Я выдернул руку из ладони Кира и ощутил боль содранной кожей. – Нет ничего нормального ни в нас, ни в том, что Алисе противно. Это все ненормально! Я не такой… Не такой, как ты.

Я развернулся и быстро зашагал к тропе. Когда я оказался вдали от шума голосов, я вытер рукавом злые слезы и остановился. Все это было неправдой. Алиса не могла так сказать, ведь мы семья.

В темноте стрекотали сверчки, едва нарушая хрупкую тишину. Она накрыла меня непроницаемым куполом. За спиной раздались шаги, и я обернулся.

– Я не хочу тебя видеть! Убирайся…

Я толкнул Кира в грудь, но тот только легонько качнулся – и резко обнял меня.

– Если бы не ты, ничего бы не было… – прошептал я, но Кир ничего не ответил. – Если бы не ты, Алиса бы не ненавидела меня.

Я крепко зажмурился, и из глаз потекли слезы. Рубашка Кира под моей щекой потемнела. Мы неподвижно стояли в тишине, как статуи в доме на Черепаховой горе, – только статуи, в отличие от нас, ничего не чувствовали. Теперь я сомневался, что у меня остался дом. Возможно, Алиса уже все рассказала маме. Я попытался представить ее реакцию и прикусил губу. Больше ничего не будет как прежде.

Кир гладил меня по спине, но я чувствовал: как только руки разомкнутся, наше общение закончится. С Киром, с Же, с Алисой… Все изменилось. Я хотел извиниться перед Киром, но любые слова сейчас были бессмысленны. Руку жгло от пореза, а сердце – от слов. От всех сказанных и еще не произнесенных слов.

Мы по-прежнему стояли молча. Я чувствовал тепло Кира, чувствовал щекой биение сердца. Чувствовал ли он мое тепло? Мне казалось, что от меня исходил холод, а тело било дрожью. Я дрожал от холода.

Я обнял Кира. Слегка отстранился, чтобы посмотреть на него. Я рассчитывал увидеть в его глазах злость или разочарование, но увидел нечто совсем иное. Я закрыл глаза и поцеловал его. Губы были сухими и теплыми. Мы целовались медленно, с привкусом горечи и обиды, вкладывая в поцелуй то, что не могли сказать. Я ощутил пальцы, перебирающие волосы на затылке, и шумно выдохнул.

Кир отстранился первым. Мы встретились взглядами. Если жизнь была циклична, повторяясь круг за кругом, все должно закончиться здесь. Здесь мы познакомились, здесь мы и расстанемся. Прохладный ветер пощекотал шею. Я вспоминал нашу первую встречу.

Мы зашагали по тропе к выходу из парка. Пальцы Кира едва касались моих пальцев. Я не смотрел по сторонам, только под ноги – на рыхлую землю, изрезанную колесами велосипедов.

Когда тропинка закончилась, а перед глазами появилась тротуарная плитка, мы молча остановились. Я кивнул Киру. Он коротко кивнул в ответ.

– Догадайся, что со мной случилась беда, – донесся до меня тихий голос Кира. – Приди, приди, приди…

Я сразу узнал эти строки из романа Булгакова. Вспомнил, как Кир забрал у меня книгу и прочел отрывок вслух. Мы лежали на траве в парке, а Себа бегал вокруг нас. Тогда мы совсем не знали друг друга. Может быть, мы не знали друг друга и сейчас.

Кир протянул мне черный шнурок с медным пером. Я покачал головой, глядя на перо, блестевшее в свете фонаря.

– Думаю, храбрым вождям не нужно подтверждение в их силе.

– Ты прав. Они знают это и без доказательств.

Кир выбросил шнурок в урну. Раздался короткий звук удара о металлическое дно. Мы молча разошлись в противоположные стороны, оставляя доказательство нашей связи в мусорке.

Остановившись перед развилкой дорог, я свернул на тротуар, ведущий к заброшенному дому Эллы.

Только она могла понять меня.

Глава XIV Возвращение блудного сына

Я проснулся с головной болью, лежа на продавленном диване. Чтобы поместиться, я поджимал ноги. Ночью я решил не стучаться: осторожно толкнул дверь, и та оказалась не заперта. В доме обитали только духи прошлого. Я шагнул в темный прямоугольник и по памяти отыскал гостиную, в которой стоял старый диван с подушками в вылинявших чехлах.

Сейчас Элла сидела рядом со мной, словно совсем не была удивлена моему ночному визиту. Ощутив прилив боли, я поднял ладонь и увидел бинт, пропитанный кровью. Я закрыл глаза рукой и протяжно выдохнул: воспоминания о прошедшем вечере разом обрушились на меня. Как дальше жить? Семья была моей единственной гаванью в этом шторме жизни.

Сквозь зашторенное окно слабо проникал свет. В его полоске кружилась пыль. Я сосредоточился на тонком луче, будто от этого зависела моя жизнь. Случившееся ночью казалось кошмаром. Мне почти удалось убедить себя, что это был сон, но забинтованная рука не давала забыть о боли.

Элла с беспокойством разглядывала меня, слегка покачиваясь в кресле. Мои пальцы подрагивали, словно я долго держал их под ледяной водой.

– Сколько сейчас времени?