Тот самый

Наверху я услышал звук, похожий на выдвигание деревянных ящиков, и, вместо того чтобы развернуться и уйти, побежал по лестнице. Только оказавшись перед дверью комнаты, откуда исходил источник звука, я замедлил шаг. Осторожно толкнул дверь и нырнул в полумрак.

В комнате кружилась пыль. Затхлый сырой запах тут же ударил в ноздри. Похоже, Элла была тут нечастой гостьей, и эта комнатка превратилась в призрак.

Элла, надев очки, сидела на полу и перебирала старые, выцветшие по краям фотографии.

– Вот. – Она ткнула пальцем в фотокарточку. Я сел рядом и осторожно взял фотографию в руки, чувствуя, как прикасаюсь не к старому глянцу, а к дорогим воспоминаниям.

Я сразу же узнал Эллу. Не ту Эллу, которая сидела передо мной полупрозрачным призраком, сокрушаясь о прошлом, а ту, которая светилась от счастья. Темные большие глаза, гладкая кожа, пышные каштановые волосы… Рядом с ней был мужчина. Такой же счастливый.

– Первая любовь, – прошептал я, разглядывая мужчину.

– И последняя, – мрачно добавила она. – Так вот, это нельзя понять, Матвей. Но можно почувствовать.

– И как же это почувствовать?

– Сердцем.

Такой ответ меня не устраивал. Я надеялся отыскать единственно правильную формулу, подобно краеугольному камню, но сейчас все еще не понимал, как не совершить ошибки. Как не бегать от одной влюбленности к другой, словно моя мама, в надежде, что одна из них окажется той самой.

– Ты все поймешь, – добавила Элла, видя мои сомнения. – Просто позволь себе чувствовать.

Просто позволь – это звучало так, будто я мог переключить в себе тумблер и настроиться на нужную волну. Под пристальным взглядом Эллы я кивнул, делая вид, что все понял, и она забрала у меня фотографию. Аккуратно вложила ее в стопку и спрятала в железной коробке из-под печений.

Этот жест говорил: «Время для воспоминаний закончено». Когда-нибудь и мои воспоминания окажутся в железной коробке.

Еще полчаса я послонялся по дому, подобно призраку, бесцеремонно заглядывая в каждую комнату, снова вернулся к карандашным рисункам Лизы и спустился к Элле. Мы выпили чай, разговаривая об одной из пьес Шекспира, которую я недавно прочел, и я уехал. Уехал, оставив Эллу наедине с железной коробкой воспоминаний. Я не оборачивался, но знал, что Элла стояла у окна, сдвинув штору полупрозрачными артритными пальцами, и смотрела мне вслед. Тусклые глаза, утратившие жизнь, следили за мной, пока я окончательно не скрылся за поворотом.

В доме-призраке я дал себе обещание и был намерен его сдержать.

На этот раз мой путь лежал не к дому на Черепаховой горе. Повсюду слышалось жужжание насекомых.

Я остановил велосипед под каштаном, сел на скамейку и принялся нервно теребить черный шнурок на шее. Заглядывая в квадратное окно, я с волнением ждал появления мистера N. Когда приходится чего-то ждать, время замирает и секунды превращаются в часы. Я должен узнать, тот ли он самый для мамы. Кроме меня о ней некому позаботиться.

Разбитое окно стало целым, и я подумал, не бросить ли в него камень снова. Когда я опустил взгляд в поисках подходящего камня, из-под арки кирпичного дома вынырнул силуэт мистера N. Мужчина сел в черную машину; звук тарахтящего мотора нарушил тишину, и машина медленно покатила по дороге вдоль дома. Я поехал за ним, чувствуя, как медное перо нагревалось на солнце. Я превратился в одного из детей Голдинга на необитаемом острове. Я охотился, словно индейский вождь, только моей добычей были не орлиные перья, а знания.

С этой секунды, когда руки коснулись ржавого руля, мои дни превратились в дни выжидания. Каждое утро я уходил из дома и садился под тенью ветвей каштана, вглядываясь в окна до рези в глазах. Я знал маршрут мистера N от и до, я знал, какими дорогами он предпочитал ездить, я знал, что он обедал в торговом центре на втором этаже, заказывая пасту со шпинатом и кофе. Я стал его тенью, о которой он не подозревал. Стоило ему сделать шаг, и я делал шаг; стоило ему остановиться и перевести дыхание, я делал то же самое.

Еще ни разу я не видел с ним маму. Ни за пыльным окном, ни под низкой аркой кирпичного дома, ни на пассажирском сиденье автомобиля – ее не было нигде.

Однажды мистер N едва меня не заметил. Когда я ехал на велосипеде, за мной увязалась дворовая собака. Она разлаялась, и я в последний момент успел свернуть за дом, перед тем как мистер N обернулся. Скорее всего, ему не было дела до мальчишки на ржавом велосипеде, но я не хотел рисковать. Все должно быть правильно.

Когда маршрут был изучен наизусть, я дал себе послабление.

Иногда я оставлял место слежки и уходил на прогулку с Алисой, Жекой и Киром. Порой мы поднимались на наше место, разглядывая раскинувшийся перед нами город; порой мы оставались в парке на лужайке или часами просиживали в кафе. Я поглядывал на время и представлял, где сейчас находился мистер N.