Тот самый

– Не говори это вслух! – Она нахмурилась, стягивая с рук грязные перчатки. – И не называй меня так при людях. Никогда!

– Как? Мамой?

Она выгнула бровь, улыбнувшись, и села рядом со мной. Теперь ее лицо пересекали дрожащие тени ветвей яблони. Вблизи я учуял запах сигарет, горький и густой.

– Как думаешь, Алиса захочет со мной поговорить?

– Об этом стоит спросить у нее.

Мама рассеянно посмотрела на сад. Ее неподвижный взгляд уперся в одну из маленьких статуй. Несколько минут мы сидели молча. Я ловил между пальцев ноги солнечный луч, а трава щекотала ступни. Прямо сейчас я должен был беспокоиться о мамином мистере N, но меня заботили совсем другие мысли, и от этого я чувствовал себя неправильно.

С тех пор как мы побывали в заброшенном доме, я навещал Эллу уже несколько раз. Мы пили кофе с молоком, чай с замороженными ягодами брусники, пекли морковный пирог и разговаривали одновременно обо всем и ни о чем на свете. Я чувствовал одиночество в каждом ее движении и не хотел, чтобы мама со временем стала такой же – маленьким, ничего не значащим призраком в пустых коридорах дома.

Разговоры с Эллой всегда заставляли меня думать о том, чему я раньше не придавал значения.

– Трудно понять, чего ты хочешь от жизни, когда тебе всего шестнадцать лет. – Я отложил книгу и посмотрел на маму. В ее глазах я хотел увидеть ответы, но видел только собственное отражение в узких зрачках.

– В любом другом возрасте тоже, – резонно заметила она, отряхнув подол сарафана от пыли. – Я тоже не знаю. Думаешь, другие знают? Они притворяются.

– Значит, мы все – просто дети в этом огромном мире?

На мгновение я ощутил доверие между нами, хрупкое и пугливое, и мне захотелось поделиться с ней всем, что случилось. Рассказать о Кире, о Жеке…

– Дети, которые научились платить по счетам и считать деньги. Жить по взрослым правилам. Вообще, знаешь… любовь – корень всех бед. Иногда, если повезет, она бывает взаимной, но чаще всего разбивает нам сердце.

– Ма, к чему ты опять клонишь? – Я нахмурился. – Можешь не беспокоиться, мое сердце в порядке.

Ее взгляд остановился на черном шнурке у меня на шее, и я спрятал перо под футболкой.

– Я волнуюсь за тебя. И за Алису тоже. Просто помню себя в вашем возрасте… Порой трудно заметить, когда порядок переходит в хаос. Матвей… – Мама задумчиво прикусила губу и понизила голос, чтобы Алиса нас не услышала: – Как бы ты отнесся к тому… – Она снова замолчала и стала крутить серебряное кольцо на указательном пальце.

Под кольцом осталась белая полоска незагорелой кожи.

– К чему? – Я сразу же насторожился.

– Давай представим чисто гипотетически…

Я кивнул, пока не зная, что придется представлять. Мама с опаской бросила взгляд на Алису.

– Ты бы хотел, чтобы у тебя был брат? Чисто гипотетически, естественно.

Мимолетное желание поделиться с мамой тайной о своих друзьях вмиг испарилось. Порой доверие, выстроенное годами, исчезало после одного неверного слова. Слово – изощренное оружие: его можно сделать легким как перышко, а можно превратить в заостренный клинок.

– Чисто гипотетически? – Я невольно приподнялся, а мой голос нарушил спокойствие спящего сада. Я скрестил руки, защищаясь.

Алиса повернула голову и заинтересованно взглянула на нас. Я сжал кулаки.

– Чисто гипотетически, – со смущением подтвердила мама.

– Чисто гипотетически у меня уже был брат. – Голос прозвучал резче и холоднее, чем я хотел.

Во взгляде мамы мелькнули обрывки прошлого: я видел это по появившимся морщинкам в уголках глаз. Никто из нас не оправился от того, что произошло, но никто и не собирался признавать этого. Я вспомнил безымянную могилу, цветные камешки на надгробии, принесенные Алисой, вспомнил плач мамы, когда та думала, что ее никто не слышал, и собственную бессильную ярость. Я вспомнил все; на самом деле я просто ничего не забывал.

– Ладно, давай забудем, что я сейчас сказала. Думаю, это неважно. Матвей, я пытаюсь быть для вас хорошей матерью, ты ведь это знаешь?

– Ты что… – Я резко повернулся к маме и уставился на нее.

– Нет. – Когда я продолжил смотреть на нее, она повторила: – Нет! Я не беременна.

– Ма?

– Разве я когда-нибудь тебе врала?

Я промолчал. Несколько минут я разглядывал копошащихся в траве букашек.

– Такие вопросы не задают просто так, – заключил я, по-прежнему не глядя на маму.

– Конечно, ведь тебе же виднее в твои шестнадцать. – Она покачала головой. – Я спросила это у тебя, потому что ты более рассудительный, чем Алиса. Сам знаешь, как она вспыльчива.

– Но это же чисто гипотетически… Значит, мы говорим о том, чего нет, так?

– Так. Чисто гипотетически, – снова подтвердила она. – Ты бы хотел уехать отсюда?

– Сегодня день гипотетических вопросов, что ли?

Наш разговор мне не нравился. Я встал, размял мышцы шеи и поднял с земли книгу. На обложку падал луч солнца; на ощупь она стала горячей.

– Нет, – нарушил я молчание. – Не хотел бы.

– Я думала, тебе никогда не нравился наш дом. К тому же мне казалось, у тебя нет здесь друзей.

– Ты ошибалась. – Я дернул плечом. – Чисто гипотетически у меня есть друзья, ма, вопреки твоему чисто гипотетическому желанию запереть меня дома.