Тот самый

Я слушал умиротворенную тишину. Сотни счастливых и несчастных судеб уместились в крохотные черточки между датами рождения и смерти на гранитных плитах. В каждом человеке заключалась вселенная, и мне трудно было представить, что однажды эта вселенная исчезала в никуда. По сухой земле у надгробия расползлись черные трещинки, такие же трещинки тянулись и по моей жизни. Они появились, когда я впервые столкнулся со смертью – сначала со смертью бабушки, а после и со смертью брата.

– Ты веришь, что люди могут возвращаться после смерти?

Наконец я повернул голову и взглянул на Кира: тот молча сидел рядом. Он не знал, что случилось, но маленькая надгробная плита вызывала в нем чувство скорби.

– В смысле как зомби?

– В смысле как люди.

– Не понял…

Он крутил в пальцах травинку. Небо затянуло предгрозовыми тучами. Я потеребил резиновые шнурки толстовки и слегка качнулся вперед. Глядя на могильную плиту, я думал, что все могло бы сложиться иначе. Если бы он только жил. «Если бы» было невозможно, и я постарался избавиться от назойливых мыслей.

– Может быть, никто не умирает. А уходит в другой мир, о котором мы не знаем. Может, они сбрасывают телесные оболочки и оказываются где-то еще.

Я знал, это глупые фантазии. Все же часть меня хотела верить, что смерть – это не конец. Я часто задумывался о своем предназначении в этой жизни и о предназначении других людей. Какое предназначение могло быть у моего брата, прожившего всего неделю?

«Наши жизни и судьбы постоянно пересекаются с жизнями других людей», – все время твердила моя бабушка. Даже после ее смерти я слышал скрипучий голос, вещающий о планах Господа.

На мгновение наши с братом жизни соприкоснулись. Я держал его на руках и чувствовал особое тепло. Может быть, он появился на свет не зря. Еще после смерти бабушки я решил, что каждому человеку нужна надежда. Я всегда хотел писать истории, но теперь знал для чего.

– Когда бабушка умерла, я много думал о смерти. А когда смерть случилась с братом… – Я заговорил тихо и неуверенно, пробуя каждое произнесенное слово. Сейчас это не было игрой в факты: я делился тайной, потому что хотел об этом говорить. Я ощущал острую потребность быть услышанным. Кир перевел взгляд с могильной плиты на меня, и его холодная рука опустилась на мою ладонь. Я разжал пальцы и выпустил горсть земли. – Это наш семейный секрет. – Я бросил взгляд на могилу. – Пообещай, что никому не расскажешь.

– Обещаю.

Одно короткое слово послужило для меня спусковым крючком. Мысли, спрятанные от самого себя, стали обретать форму и слетать с губ словами. Словами, которые я доверил Киру.

Широкая ладонь накрывала мою руку. Мне нравился контраст загорелой и бледной кожи. Я обвел пальцами выпирающую костяшку на запястье Кира и поймал его взгляд. Голубые глаза, обрамленные выгоревшими ресницами, внимательно смотрели на меня. Я не отнял руки. Наши пальцы переплелись. Я чувствовал, будто ладонь Кира касалась не только моей кожи: тепло проникало прямиком к сердцу, и скорбь, стягивающая его медной проволокой, отступала.

– Когда умер брат, толком не пожив, я не мог выбросить это из головы. Приходил на могилу с блокнотом и сидел здесь часами. Писал, пока не заканчивались силы. Я вспоминал смерть бабушки и мамины робкие слезы. Во время похорон она заплакала только раз. – Я закрыл глаза, вспоминая. Вновь я отчетливо услышал стук сухой земли, падающей на крышку бабушкиного гроба, и мамин сдавленный всхлип. Именно тогда я понял, что все люди нуждаются в надежде. – Я писал и пытался заключить пари со смертью, понять, зачем мы рождаемся и умираем. В чем наше предназначение.

– Получилось?

На мгновение я снова вернулся в тот осенний день похорон. Меня била дрожь, и ее причиной был вовсе не холод.

– Моя история вышла короткой, хватило несколько листов исписанного блокнота. Я не мог примириться со смертью и придумал Изнанку. Место, куда уходят мертвые. Представь, что земля по обратную сторону – это Изнанка. – Свободной ладонью я коснулся твердой земли, воображая под ней огромный неизведанный мир. Может быть, по ту сторону сейчас сидел мой брат и прикладывал ладонь к моей руке через тонкую преграду земли. – Изнанка нашего мира, отражение. И, когда мы хороним кого-нибудь, на самом деле он не умирает и не уходит насовсем. Он оказывается в Изнанке. А люди по ту сторону хоронят своих близких и оплакивают их, не зная, что те попадают в наш мир. Такой круговорот. Я писал о том, как человек с остановившимся сердцем вдруг оживал в Изнанке и начинал новую жизнь. Все заслуживают второго шанса. А у кого-то, как у моего брата, не было и первого.

Я обвел взглядом могилу, но не увидел белых пинеток, которые связала мама. Похоже, кто-то украл их. Цветные камешки Алисы по-прежнему лежали на краю плиты. Солнце клонилось к закату, а его кроваво-ржавые лучи пронизывали пустое кладбище. Среди мертвых мы были единственными живыми людьми.

– Когда мне становится грустно, я вспоминаю эту историю. Или представляю, как повзрослевший брат живет по ту сторону от нас.

– Ты кому-нибудь рассказывал свою историю?