Томек в Гран-Чако

– Ты имеешь в виду Ангела Победы? – заинтересовалась Салли. – Там ведь на барельефе пьедестала изображен поляк, Эрнест Малиновский.

– Об этом памятнике я и говорю, – сказал Збышек. – Вы ведь знаете, мой брат в восторге от всего, что увековечивает память выдающихся поляков. Когда Томек любуется памятником, я забегаю на ближайшую площадку поглазеть на петушиные бои.

Вильмовские и Карские вышли из сада. К вечеру на улицах было шумно и многолюдно. Жители Лимы возвращались домой с работы, уличные торговцы сворачивали палатки, полно людей было и в харчевнях. В пестрой разноязыкой толпе выделялись красавицы Лимы в развевающихся черных мантильях. Посреди улицы грохотали двуколки, тянулись вьючные лошади и мулы, мелькали наездники на резвых конях.

Недалеко от гостиницы Динго вдруг забеспокоился. Пес принюхивался, прял ушами, глухо рычал и наконец ткнул мокрым носом в ладонь идущего рядом Томека.

– Салли, погляди-ка на собаку! – воскликнул Томек. – Наверно, никак не поймет, почему мы не отвели его к Габоку.

– Тихо, Динго, успокойся! – велела Салли. – Поздно уже, переночуешь у нас.

Но беспокойство Динго лишь росло. Он хрипло залаял, поглядывая то на Салли, то на Томека.

– Томми, пес странно себя ведет, – заметила Салли. – Что-то вынюхивает, как будто напал на знакомый след. Ох, Томми, неужели…

Томек тут же понял, о чем думает жена, и даже побледнел от волнения. А Динго уже откровенно рвался к гостинице. Перед открытой настежь дверью он залаял и замахал хвостом.

– Бьюсь об заклад на сто бутылок ямайского рома, что приехал отец! – воскликнула просиявшая Салли, бессознательно повторяя капитана Новицкого.

Сердце быстрее забилось у Томека в груди. Не говоря ни слова, он вбежал в холл гостиницы. Управляющий поспешно поднялся и объявил:

– У вас гости, сеньор Вильмовский! Наконец-то прибыл ваш отец и с ним еще один сеньор. К счастью, у меня нашелся номер и для него.

– Вот это новость! – радостно воскликнул Томек. – Давно он здесь?

– Они оба приехали сразу после обеда. Сейчас они у себя в номерах.

– Значит, наш песик Динго не забыл отца! – торжествовала Салли. Она спустила собаку с поводка и велела: – Динго, ищи хозяина, ищи!

Пес помчался вверх по лестнице, Вильмовские и Карские за ним. В коридоре второго этажа Динго не колеблясь остановился перед дверью рядом с номером Вильмовских, виляя хвостом. Салли негромко постучала. Через минуту на пороге появился высокий плечистый мужчина с потемневшим от тропического солнца лицом. Быстрым взором он окинул стоявшую перед ним четверку молодых людей и, убедившись, что все живы и здоровы, пригласил:

– Заходите, заходите, дети! Боже, как я по вам соскучился!

И тут же заключил в объятия Салли; та доверчиво прижалась к нему:

– Я так счастлива, папочка, что ты с нами… Нам так тебя не хватало.

– Я выехал из Гамбурга неделю спустя после получения письма от Тадека Новицкого, – начал Вильмовский-старший, – и сразу понял: вы в сложном положении. Мне хотелось как можно быстрее увидеться с вами, но в дороге возникли кое-какие сложности. Хвала Богу, господин Никсон очень помог разделаться с ними, и вот мы наконец вместе. Со мной приехал и господин Уилсон, один из сотрудников господина Никсона.

После этого Анджей Вильмовский с неменьшей сердечностью приветствовал Наташу, обнял Збышека, а последним прижал к груди сына.

– А ты вроде изменился, Томек! – помолчав, отметил он. – Знаю, знаю, какой опасной оказалась твоя экспедиция. Я страшно переживал за всех вас. Господа Никсон и Уилсон так почтительно отзывались о тебе и Тадеке Новицком! Я тобой горжусь.

Взволнованный Томек долго в молчании обнимал отца. Лишь чуть придя в себя, заговорил:

– Тяжело было, отец… Мы нашли Смугу, но не смогли его освободить. Это он нас спас, а сам с Тадеком сейчас в плену у кампа.

– Дядя, Томек был просто великолепен! – восхищался Збышек. – Если бы не он, пропали бы мы в Андах!

– Помолчи, Збышек! – одернул его Томек. – Все проявили себя с самой лучшей стороны. Ты, Натка, Салли, наши союзники-индейцы, да что тут говорить – все, включая Динго. Папа, дорогой, ну как ты добирался?

– До Манауса – без всяких трудностей. Сложности начались только в Икитосе. Но об этом потом, а сейчас я хочу позвать господина Уилсона, он тоже решил принять участие в экспедиции. Он пока что отдыхает у себя в номере, сейчас схожу за ним.

Вильмовский, выйдя из номера, вскоре вернулся с невысоким, но хорошо сложенным человеком. Уилсон сначала подошел к Томеку.

– Рад встрече с вами! – воскликнул он. – Не было дня, чтобы я не вспоминал о вас. Меня мучили угрызения совести – ведь это я позволил Смуге в одиночку преследовать убийц и к тому же не отправился вместе с вами в спасательную экспедицию. Совесть у меня нечиста, и я намерен реабилитировать себя. Полностью отдаю себя в ваше распоряжение, располагайте мною как хотите.

Уилсон стиснул ладонь Томека в крепком рукопожатии, а левой рукой, по южноамериканскому обычаю, похлопал его по спине. Не менее дружелюбно приветствовал он и Збышека, и женщин, а когда все расселись, обратился к Вильмовскому: