Том 6

В своих книгах он объясняется в любви всему сущему, но и ненавидит, страдает, подает сигналы бедствия, рождается и погибает вместе с героем, испытывает мучительную боль за человека в дни его бед и тихую гордость за него в пору их преодолений.

Его рассказы (особенно я люблю «Красное вино победы» и «Шопен, соната №2») исполнены строгости, изящества, красоты, но не той красоты, которую создает недолговечное царство моды, а той, которая рождена талантом и находится в согласии с природой правды и слова.

Повесть «Усвятские шлемоносцы» издается в юбилейный год 600-летия Куликовской битвы. Она очень близка тому великому историческому подвигу народа совпадением чувств, ибо вся пронизана теплотой патриотизма, печалью разлуки, военной тревогой еще недавних лет, бесконечной любовью к земле, нашей зеленой колыбели, скорбью о навсегда ушедших из родного дома на поле брани.

Вечен народ, не утративший историческую память.

1980

«Только талант —истинная новизна» (Ответы на анкету «Литературной газеты»)

1. Вы спрашиваете, какие новые черты присущи, с моей точки зрения, современному этапу развития литературы социалистического реализма. Хочется надеяться, что критика — не знание о литературе, а знание литературы, поэтому именно она должна ответить на данный вопрос,

2. Талант (в истинном понимании его) — всегда новаторство, ибо это особое видение мира, свой круг персонажей, свои идеи, стиль, ритм как выражение яркой индивидуальности художника.

Судя по статьям и рецензиям, в нашей литературе каждый второй или третий литератор талантлив. Не надо обманывать чужое самолюбие, льстить самим себе и друг другу (нередко с определенной целью), потому что, не обладая талантом, никто не станет подлинно талантливым, сколько ни повторяй этого слова.

На самом деле талант и новаторство — синонимы или почти синонимы. Вместе с тем порой возникает сомнение: не движется ли искусство по замкнутому кругу? То есть не является ли «новое» в нем повторением давно забытого самой жизнью и не подражание ли это с рабским подобострастием чужой походке?

Иные понимают новаторство изящной словесности как разрушение и в этом чувствуют сладость новизны — ликование и пляска на пепелищах, среди разорванного смысла, разбитых слов, исковерканных фраз, изуродованной формы: «Да здравствует новое, новое, новое!» Эта пляска геростратов неприятна потому, что естественную радость, боль, вкус воды и хлеба нет смысла заменять эрзацем чувства и эрзацем вкуса, выдаваемым за открытие нового.

Науку, философию и искусство объединяет любовь к истине, однако для познания истины нужна и мастерская, где эксперимент, научная и художественная изобретательность, слово и поиски формы должны служить мысли, постижению ее глубины.

К сожалению, чаще всего бывает так, что «новатор», бездарный до назойливости, преподносит нам или формулу чуждой нашему чувству условности, или же забытую, терпкую на вкус модернистскую пилюлю двадцатых годов в подслащенной оболочке современности.

Для меня нет сомнения, что форма находится в вечном и влюбленном подчинении содержанию, и какие бы мифы о крахе смыслового романа, какие бы дискуссии, жалобные вздохи о непонимании прогресса, восхищенные стенания о милых шалостях сцены, вожделенные междометия по адресу не понятых никем режиссеров — какие бы разно выраженные несогласия вокруг этого подчинения ни звучали, не пустопорожняя ли это болтовня людей, выпавших из подлинного искусства, из всех его забот и болей?

Да, только талант — истинная новизна.

3. За последние годы мировая литература не порадовала нас ничем особенно значительным (я имею в виду то, что переведено на русский язык).

Интересны были роман Ирвина Шоу «Вечер в Византии» по своей интонации и мудрому цинизму все познавшего и разочарованного пожилого человека и повесть Павла Вежинова «Барьер».

Эти вещи отличаются резким выходом из стереотипности литературных сюжетов.

1980

«Не только оружием!» (Выступление на международной встрече писателей в Софии)

Только торговцы блаженными снами и архитекторы башен вавилонских утверждают, что свет и тьма живут в непрерывном диалоге, доказывающем извечное равновесие в мире. Но где он, этот диалог равновесия? Свет и тьма находятся в состоянии неистовой борьбы белого и черного, и тьма кривляется на кровавой сцене, угрожая свету мучительный апокалипсисом, а свет кричит пронзительно, испытывая боль перед человеческим безрассудством.

Правительства и кабинеты приходят и уходят, но косность, алчность, глупость и самонадеянность остаются, как будто это феномены наивысших земных постижений, а ненависть, сладострастная игра силой и последовательное приближение к гибели планеты и человечества как будто определены завороженностью тупого разума.