Том 6

Что такое человек и в чем суть назначения его па земле? Чувствуем ли мы боль своего брата в толпе? Что есть счастье и что есть несчастье? Не совершают ли страдания человека движения по кругу? Каковы современные отношения мужчины и женщины? Каков идеал «хорошей жизни»? Как уберечь красоту от ударов бытия? Что есть действенное добро и действенное зло? Может ли быть ненависть мечтой, нормой жизни? Почему сильный порой мучает слабого? Кто воздвигнет памятник человеку, если он, возведя в высшую степень свое несовершенство, истребит ради денег, предметов и вещей природу, а вместе с ней и самого себя?

Разве в XX веке можно творить в самодовольстве? Нет, литературе чуждо умиление, мысль, одетая в слово, не стоит на месте.

1980

Привилегия писателя (Выступление на V съезде писателей РСФСР)

Великое русское искусство всегда начиналось с понимания неразрывности земли, неба и человека.

Можно ли сейчас утверждать, что земля, небо, огонь и воздух ничуть не изменили свой древний смысл, так же как война, боль, насилие, жестокость? Если огонь и вода от века давали жизнь и вместе с тем стихией пожара и наводнения несли разрушение, то человек XX века ядерным огнем может расплавить Землю, превратив ее в мертвую, обугленную песчинку во Вселенной.

Самый древний миф, имеющий отношение к литературному творчеству, был мифом о взаимной любви земли, неба и человека. Может быть, поэтому Земля на всех языках мира — понятие женского рода, рода воспроизведения.

Но две угрозы висят над человечеством: война оружием — смертельная казнь свободы и культуры — и война экологическая, несущая непоправимые несчастья роду людскому, уродства физические и нравственные, постепенное космическое убийство всего живого.

Художник не может согласиться с тем, что каждый индивид со своим личным «я» заперт в комнате одиночества и бессилен повлиять на роковые события. Он должен быть уверен, что свобода решений возможна лишь в рамках коллективной свободы, где «я» выявляется как «мы». Но художник ищет и не всегда находит абсолютное идеальное благо для всех — соединение «я» с «мы». Он ищет и ответ на важнейший вопрос, что такое, в конце концов, человек в нынешнем взрывоопасном мире? Что есть борьба и что есть счастье? Какова же эта тайна, управляющая человеческой судьбой? И как возникли и возникают любители рабства и ревнители кровавого военного мяса, лицемерно проповедующие вегетарианство и эстетику нейтронных ракет?

Стало быть, борьба между разумом и тьмою, созиданием и разрушением, добром и злом, жизнью и смертью_

главные проблемы человечества и главные проблемы современной литературы.

Художник многое должен осмыслить и выстрадать, в первую очередь отвергнуть апокалипсическое кривляние войны и несправедливую битву с кормилицей Землей. Ведь человек имеет право и должен брать у природы средства для существования взаймы, с ответственностью перед ней — вернуть их в свой срок в иной форме.

Кто-то сказал, что каждый писатель всю жизнь пишет одну книгу. Это, по-видимому, можно считать неоспоримым, если бы время не было самым беспощадным советником совести.

Осмысление трагизма XX века и возможность надежды — два качества серьезного таланта. Иллюзии делают людей беззащитными перед реальностью совсем уже не сентиментального нашего бытия. Глупости, равнодушия, жестокости и разрушения в природе и душах не станет меньше оттого, что писатель сделает вид, что этого не существует.

Главные особенности древнегреческой трагедии были: раздвоение героя, гордыня, осознание вины, самопознание, утверждение человечности через гибель героя. Античная трагедия уступила место ренессансной, ренессансная — классической, классическая — мелодраме, которая является лишь тенью, несостоявшимся слепком высокой трагедии.

Плутовской роман был далек от трагедии, он развлекал, веселил, смеялся и иронизировал и в собственной подвижности оказался родителем жанра романа вообще.

Но можно ли сравнить простодушный, галантный и наивный XVIII век с рациональным и «безлюбовным» XX веком с его уродливой американизированной архитектурой, уничтожающей бесценное богатство — дух народов, с его безумной теорией относительности, прагматизмом и нравственной инфляцией?