Они опять улыбнулись друг другу. Потом Берни нашел носильщика, тот взял их чемоданы, через несколько минут все было загружено в машину, и они поехали в город. Джил села впереди, Анна с Алексом устроилась на заднем сиденье. Анна, в потертых джинсах и лиловой рубашке, выглядела неопрятно, особенно длинные светлые волосы, свисавшие беспорядочными прядями. Пока они шли к машине, Джил успела с ней немного поговорить, и норвежка не слишком ее впечатлила. Анна отвечала в основном односложно, а то и вовсе ограничивалась междометиями, подружиться с детьми явно не торопилась.
Обед, который она приготовила им дома, состоял из хлопьев для завтрака и недожаренных французских тостов. Чтобы спасти положение, Берни заказал пиццу, и как только ее доставили, Анна первая на нее набросилась. Вдруг Джил пристально посмотрела на нее, будто увидела привидение:
– Где вы взяли эту блузку?
– Какую? Эту? – на ней вместо фиолетовой рубашки была красивая шелковая блузка, на которой под мышками темнели пятна от пота. – Я нашла ее там, в шкафу.
Девушка покраснела и махнула рукой в сторону комнаты Берни. У того глаза на лоб полезли: блузка Лиз!
– Не смейте прикасаться к чужим вещам! – процедил он сквозь зубы.
Она небрежно пожала плечами:
– Какая разница? Она же не вернется.
Джил вскочила и вышла из-за стола, Берни поспешил за ней, чтобы извиниться.
– Дорогая, это моя вина: я с ней беседовал, она показалась мне лучше, чем сейчас. Она молодая, вроде бы не грязнуля, и я подумал, что с ней вам будет веселее, чем с какой-нибудь старой кошелкой.
Джил печально улыбнулась. Какой же трудной стала их жизнь без мамы! И это была только первая ее ночь дома. Отныне ничто не будет для девочки простым и легким, она это чувствовала.
– Давай дадим ей что-то вроде испытательного срока, оставим на несколько дней, а если нам что-то не понравится, выгоним. Что ты на это скажешь?
Джил кивнула. Очень хорошо, что отец ее понимает и не будет ни к чему принуждать. Им всем сейчас тяжело.
Все следующие несколько дней Анна просто выводила их из себя. Мало того что она оказалась неряхой: от нее постоянно пахло потом, ее волосы были всюду, в том числе и в еде, – она продолжала брать их вещи, не следила за Алексом. Вернувшись из школы, Джил не раз заставала брата либо в грязных штанишках, либо в нижней рубашке и свисающем подгузнике, с грязными ногами и лицом, измазанном в еде. Анна в это время либо болтала с кем-то по телефону, либо слушала рок на их стереосистеме. То, что она готовила, было невозможно есть, в доме царил кавардак, а об Алексе большей частью заботилась только Джил: купала, когда приходила из школы, одевала к приходу Берни, кормила, вечером укладывала спать. По ночам к нему подходила, если заплачет, тоже она, Анна даже не просыпалась.
Анна приводила Берни в ярость: детская одежда вечно была не постирана, постельное белье она не меняла и не относила в прачечную. Не выдержав и оговоренных десяти дней, он ее выгнал. Последней каплей стало, когда она оставила Алекса одного в ванне, где его и обнаружила Джил. Скользкий, как рыба, он пытался выбраться через бортик ванны, и, если бы девочка не успела его подхватить, он мог бы утонуть или разбить себе голову. Берни велел Анне собирать вещички и убираться, что она и сделала, небрежно пробормотав извинения и прихватив кое-что из вещей, как потом выяснилось.
– Вот и все, больше мы ее не увидим.
Берни поставил сковороду с подгоревшей едой в раковину и залил горячей водой.
– Кто-нибудь хочет съесть на ужин пиццу?
В последнее время они питались в основном пиццей, но в этот раз решили пригласить Трейси. Подруга Лиз помогла вымыть и уложить Алекса, потом они все вместе отчистили посуду и привели в порядок кухню. Все было почти как в старые добрые времена… только не хватало главного человека, и все очень остро это чувствовали. В довершение всего Трейси объявила, что переезжает в Филадельфию. Джил эта новость сразила. Это было все равно что еще раз потерять мать. Девочка так расстроилась, что еще долго после того, как они проводили Трейси, пребывала в подавленном настроении.