Только лучшее

Они пришли к такому выводу после долгих раздумий. Лиз сказала напрямик, что не хочет уезжать из Сан-Франциско. Она не хотела быть обузой ему или его родителям, не хотела, чтобы Джил пришлось менять школу, расставаться с друзьями. Да и самой Лиз в это трудное время куда спокойнее, когда рядом находятся знакомые люди, особенно Трейси. Даже общество Билла и Марджори Роббинс действовало на нее успокаивающе, и она стала видеться с ними чаще.

– Я вас прекрасно понимаю, – сказал Берман.

Берни уже прожил в Калифорнии три года, вдвое больше, чем ожидалось, но сейчас это не имело никакого значения.

– Просто дайте мне знать, если передумаете, а я на всякий случай начну подыскивать человека, которому вы сможете передать магазин в Сан-Франциско, – помолчав, Пол спросил: – Есть ли какой-то шанс, что вам удастся на следующей неделе приехать на заседание правления? Будут решаться очень важные вопросы.

Берни нахмурился:

– Не знаю, мне нужно обсудить это с Лиз.

На следующей неделе у нее не будет химиотерапии, но он все равно не хотел ее оставлять.

Пол назвал ему числа, Берни их записал.

– Это дня на три, не больше. Вы можете прилететь в понедельник, а в среду вечером или в четверг уже отправиться домой. Но что бы вы ни решили, я вас пойму.

– Спасибо, Пол.

Пол Берман, как всегда, был к нему очень добр. Все в компании досадовали, что мало что могут для него сделать. Вечером Берни спросил Лиз, как она отнесется к тому, что он на несколько дней улетит в Нью-Йорк. Он даже предложил ей полететь вместе, но она лишь с усталой улыбкой покачала головой:

– Не могу, дорогой, много дел в школе.

Но оба понимали, что дело совсем не в этом. К тому же через две недели Лиз в любом случае увидится с родителями Берни: они обещали приехать на день рождения Алекса.

Вернувшись из Нью-Йорка, Берни увидел то же, что и его мать, когда приехала: как быстро меняется состояние Лиз. Он расстался с ней всего на несколько дней, но и этого времени хватило, чтобы, приехав, осознать, насколько плохи дела. Вечером в день возвращения Берни, запершись в ванной, долго плакал, уткнувшись в большое белое полотенце. Он боялся, что Лиз может услышать его рыдания, но ничего не мог с собой поделать. Она выглядела слабой, бледной, худой до костлявости. Он уговаривал ее поесть, предлагая всевозможные лакомства от клубничных пирожных до копченого лосося, но ничего не помогало. У Лиз напрочь пропал аппетит, и она стремительно теряла вес.

Увидев сноху после долгого перерыва, Рут была потрясена, однако старалась не подавать виду. Целуя ее в аэропорту, она с ужасом заметила, что плечи Лиз стали хрупкими, как у ребенка, и Берни пришлось взять электрическую тележку, чтобы подвезти ее к выдаче багажа: она не смогла бы пройти такое расстояние пешком, а садиться в инвалидную коляску наотрез отказалась.

По дороге домой они говорили о чем угодно, кроме того, что было действительно важно. У Рут было ощущение, словно она ступает по тонкому льду. Она привезла Алексу большую лошадь-качалку на пружинах, а Джил модную куклу с шикарным гардеробом. Рут не терпелось увидеть внуков, но состояние Лиз ее очень тревожило. А вечером ее изумило, что Лиз сама готовит ужин. Она все еще пыталась сама готовить, убирать в доме, стирать и работать в школе. И это при том, что ей приходилось вести ежедневную борьбу просто за то, чтобы выглядеть живой и не пугать близких людей. Рут поражалась ее стойкости и силе воли.

Когда настало время следующего сеанса химиотерапии, Рут осталась с детьми, а Берни повез Лиз в больницу. Персонал вкатил в палату еще одну койку – для Берни, который не хотел расставаться с женой.

Лиз почти сразу уснула, и, глядя на нее, Берни легонько коснулся ее лица и бережно взял за руку. Она немного поворочалась во сне, а потом вдруг улыбнулась и открыла глаза. У Берни екнуло сердце: на мгновение ему показалось, что она умирает.

– Что-то не так?

Лиз нахмурилась и подняла голову. Берни пытался сдержать слезы, но ему удалось улыбнуться как ни в чем не бывало.

– Любимая, тебе нехорошо?

– Нет-нет, все в порядке.

Она опять уронила голову на подушку, но они оба знали, что препараты, которые ей дают, настолько сильнодействующие, что могут вызвать смерть от сердечного приступа в процессе самого лечения. Об этом их предупреждали с самого начала, но у них не было выбора.

Лиз опять заснула, и Берни вышел в коридор, чтобы позвонить домой: звонить из палаты он не хотел, опасаясь разбудить Лиз. К ней он позвал сиделку. Берни уже настолько привык к больнице, что ее обстановка стала казаться ему почти нормой, происходящее уже не шокировало, как раньше. Ему только очень хотелось, чтобы они находились не здесь, среди умирающих, а двумя этажами ниже, где Лиз лежала всего год назад, когда рожала Алекса.

– Привет, мама, как дела?

– Все хорошо, дорогой, – Рут покосилась на Джил, сидевшую за столом. – Твоя дочь разгромила меня в парчиси. Алекс только что уснул. Он просто прелесть: выпил целую бутылочку, одарил меня очаровательной улыбкой и уснул прямо у меня на руках. Я положила его в кроватку, и он даже не шелохнулся.