Только лучшее

Они разговаривали, но словно по молчаливому уговору не упоминали о ее болезни. В этот вечер Лиз не хотела думать ни о болезни, ни о химиотерапии, к которой ей предстояло вернуться через неделю. Достаточно того, что она проходила этот курс, не хватало еще постоянно о нем говорить. Лиз очень хотелось быть такой же, как все, жаловаться на работу, шутить о детях, планировать ужин с друзьями, волноваться, сумеют ли в химчистке починить молнию. Она жаждала простых проблем. И вот они сидели, держась за руки, смотрели на огонь и осторожно маневрировали между темами, которых было трудно избежать. Было больно говорить даже об их медовом месяце, который был два года назад, хотя Берни все-таки один раз вспомнил, какой забавной Джил была на пляже. К его удивлению, Лиз упомянула Чендлера Скотта.

– Ты ведь не забыл о своем обещании?

– О каком именно?

Берни подлил в бокалы шампанского, хотя и знал, что Лиз не будет его пить.

– Что ты не позволишь этому мерзавцу встретиться с Джил. Ты обещаешь?

– Я ведь уже пообещал, не так ли?

– Я говорю серьезно.

Лиз выглядела встревоженной. Берни поцеловал ее в щеку и нежно разгладил пальцами складку на лбу.

– Я тоже.

В последнее время он много думал о том, чтобы официально удочерить Джил, но боялся, что Лиз недостаточно сильна, чтобы заниматься всеми юридическими формальностями, и решил отложить этот вопрос до тех пор, когда у нее наступит ремиссия и будет больше сил.

Той ночью они не занимались любовью, Лиз задремала в его объятиях у огня, и он отнес ее в кровать. Потом Берни лежал рядом, глядя на нее, и его сердце разрывалось от мысли, что их ждет в предстоящие месяцы. Они все еще молили Бога о чуде.

Пятнадцатого января его родители вернулись в Нью-Йорк. Рут предлагала остаться, но Лиз сказала, что она все равно возвращается на работу, пусть даже всего на три дня в неделю, и поэтому будет очень занята. Сразу после каникул она уже прошла очередной сеанс химиотерапии, и на этот раз перенесла его гораздо лучше. Для всех это стало большим облегчением, и теперь Лиз с нетерпением ждала, когда снова начнет преподавать.

Накануне отъезда мать пришла к Берни в магазин поговорить.

– Ты уверен, что Лиз стоит работать?

– Она этого хочет.

Берни и сам не испытывал восторга от этой идеи, но Трейси сказала, что работа пойдет Лиз на пользу, и, возможно, была права. По крайней мере попробовать можно, и если окажется, что Лиз слишком тяжело, то всегда можно бросить, но она твердо стояла на своем.

– А что говорит врач?

– Что это ей не повредит.

– Ей нужно больше отдыхать, – вздохнула Рут.

Берни кивнул. Они сам говорил это Лиз, но в ответ та только сердито смотрела на него, понимая, как мало времени у нее осталось. Ей хотелось сделать как можно больше, а не проспать остаток жизни.

– Мама, мы не должны ей препятствовать и не позволять делать то, что хочется. Я ей обещал.

В последнее время Лиз брала с него очень много обещаний. Берни проводил мать вниз, оба молчали, почти все было уже сказано, и оба боялись тех слов, которые предстояло произнести. Все это ужасно и невероятно больно.

– Дорогой, я не знаю, что тебе сказать, – мать со слезами на глазах посмотрела на единственного сына. Они стояли у входа в «Уольфс», вокруг них бурлил людской поток.

– Я понимаю, мама.

Его глаза тоже были на мокром месте. Мать только кивнула, не в силах сдержать слезы. Несколько человек поглядывали на них с любопытством, недоумевая, что за драма происходит между ними, но у каждого была своя жизнь и все спешили дальше по своим делам.

– Мне так жаль…

Берни кивнул, не силах ответить, коснулся ее руки и, как только мать ушла, молча поплелся к себе наверх, понурив голову. Его жизнь вдруг превратилась в кошмарный сон, от которого невозможно было проснуться, и он ничего не мог с этим поделать.

Вечером, после того как Берни отвез родителей в отель, стало еще хуже. Чуть раньше Лиз объявила, что приготовит ужин сама. Утром родители Берни уезжали, и ей хотелось их порадовать напоследок. Еда была превосходной, как всегда, но было невыносимо видеть, каких усилий Лиз стоит делать все то же, что раньше она делала с легкостью. Теперь ей все стоило труда, даже дыхание.

В отеле Берни поцеловал мать на прощание: в аэропорт они собирались ехать самостоятельно, без него, – потом повернулся пожать руку отцу, и их взгляды встретились. Внезапно Берни понял, что не выдержит больше ни секунды. Он вспомнил, как был маленьким и как любил этого мужчину, как восхищался им, глядя на него в белом халате, как они летом ездили на рыбалку в Новую Англию… Воспоминания разом нахлынули на него, и он вмиг почувствовал себя снова пятилетним мальчишкой. Лу каким-то образом это почувствовал, обнял сына, и Берни зарыдал, уткнувшись в его плечо. Не в силах на это смотреть, Рут отвернулась.

Отец медленно вывел Берни на улицу, и они еще долго стояли под ночным небом.

– Сынок, не стыдись плакать, это нормально.