Только лучшее

Перед их отъездом бабушка Рут сводила Джил в «Шварц» и купила ей огромного медведя и куклу. А еще попросила выбрать игрушки, которые, на ее взгляд, понравятся маленькому Алексу. Джил выбрала большого клоуна на колесиках. Когда он ехал, звучала музыка. Брат был в восторге от игрушки.

Их последний вечер вместе прошел тепло и трогательно. Лиз настояла на том, чтобы помочь Рут приготовить ужин. Казалось, она стала спокойнее и сильнее, чем за все последние несколько месяцев. После ужина она взяла руку свекрови в свои и посмотрела ей в глаза:

– Спасибо вам за все.

Рут покачала головой, изо всех сил стараясь не заплакать. Она всю жизнь плакала из-за всякой ерунды, так как же можно не плакать из-за то, что действительно важно? Но на этот раз она знала, что должна сдержаться.

– Лиз, не благодарите меня, просто делайте все, что нужно.

– Я сделаю, – улыбнулась Лиз. Казалось, за последние недели она стала старше и мудрее. – Я теперь отношусь ко всему этому спокойнее. И, думаю, Берни тоже. Будет нелегко, но мы справимся.

Рут кивнула, не в силах сказать ни слова. На следующий день они с Лу отвезли сына и его семью в аэропорт. Берни нес Алекса, Лиз держала за руку Джил и даже поднялась на борт самолета без посторонней помощи. Старшие Файны с трудом сдерживали слезы, но как только самолет поднялся в небо, Рут перестала сдерживаться и с рыданиями упала в объятия мужа. У нее в голове не укладывалось, почему этим мужественным людям, которых она так любила, выпала такая злая судьба. На этот раз речь шла не о внуке Росенгерденов или отце мистера Фишбейна, а о ее невестке, сыне, крошке Алексе, Джил. Это было так несправедливо! Она плакала в объятиях мужа, и ей казалось, что ее сердце разорвется от горя. Это было невыносимо.

– Ну, полно, полно, дорогая, давай поедем домой, – Лу взял жену за руку, и они пошли к машине.

Вдруг Рут пронзила мысль, что когда-нибудь это произойдет и с ними. Она резко остановилась и посмотрела на мужа:

– Лу, знаешь, как я тебя люблю! Я очень тебя люблю.

Она опять заплакала, он погладил ее по щеке и придержал для нее дверь. Это было ужасное время для них всех, Лу очень жалел сына и его жену.

…Когда Лиз и Берни с детьми прилетели в Сан-Франциско, Трейси приехала на их машине. За руль на обратном пути сел Берни, а она взяла на руки Алекса и всю дорогу весело щебетала и шутила, делая вид, что не замечает, как плохо выглядит подруга. На следующий день Лиз собиралась в больницу на химиотерапию.

Вечером, когда Трейси уже ушла домой, Лиз легла в постель и вдруг со вздохом сказала, повернувшись к Берни:

– Ах, как было бы здорово снова стать нормальной!

Берни улыбнулся:

– Ты обязательно поправишься и станешь прежней. – Оба возлагали большие надежды на химиотерапию. – Если это не поможет, всегда можно попробовать «христианскую науку».

– Послушай, не отмахивайся от нее, – серьезно сказала Лиз. – Иногда она правда помогает, я знаю, потому что у нас в школе один учитель исповедует христианство.

Лиз умолкла, чтобы подумать об этом.

– Давай сначала попробуем химиотерапию, – все-таки он был евреем и сыном врача.

– Как ты думаешь, это правда ужасно?

Лиз выглядела испуганной, и Берни вспомнил, как страшно и больно ей было рожать Алекса, но то было другое: боль и страх были временными.

– Приятного мало, – Берни не хотел ей лгать, – но там вроде дают типа наркоза. В любом случае я буду рядом.

Она потянулась к нему и поцеловала в щеку.

– Знаешь, Берни Файн, ты самый потрясающий муж.

– Неужели?

Он повернулся на бок и сунул руку под ее ночную рубашку. В последнее время Лиз постоянно мерзла и ложилась спать в носках. На этот раз он занимался с ней любовью очень нежно, словно хотел подарить ей всего себя, чувствуя, как его сила и любовь перетекают в нее.

– Эх, как бы мне хотелось снова забеременеть… – сонно проговорила Лиз, когда потом они лежали обнявшись.

– Может быть, в один прекрасный день это случится.

Но Берни понимал, что хочет слишком многого. Он был готов ограничиться одним ребенком, лишь бы она была жива, и от этого Алекс становился ему еще дороже. Утром, перед тем как ехать в больницу, Лиз долго держала его на руках, а для Джил сама приготовила завтрак и собрала в школу ее любимый ленч. В каком-то смысле делать для них так много было жестоко: им будет еще сильнее ее недоставать, если что-нибудь случится.

Берни отвез ее в больницу, там ее зарегистрировали и усадили в кресло-каталку. Молоденькая медсестра, наверное еще студентка, повезла ее наверх. Берни шел рядом и держал Лиз за руку.

Доктор Йоханссен уже ждал их. Лиз переодели в больничный халат, она с тоской посмотрела в окно. Было прекрасное ноябрьское утро, сияло солнце, мир за окном казался солнечным и радостным. Лиз повернулась к Берни:

– Как бы мне хотелось, чтобы это не понадобилось!

– Мне тоже.