Только лучшее

Последние несколько дней Берни звонил отцу раз по пять в день, и в Нью-Йорке все уже было готово к приезду Лиз. Утром, перед тем как забирать ее из больницы, Берни еще раз ему позвонил.

– Ее примут сразу, как только вы приедете, – голос отца звучал мрачно, и Берни было слышно, как рядом с ним плачет мать.

– Отлично, – Берни изо всех сил пытался держаться, но на самом деле ему было очень страшно. – Это лучшие специалисты?

– Да, самые лучшие, – отец говорил очень тихо, его переполняла жалость к единственному сыну и его любимой женщине. – Берни, это будет нелегко. Вчера я сам поговорил с Йоханссеном. Похоже, рак уже сильно метастазировал. – Берни уже возненавидел это слово. – Ее не мучают боли?

– Нет, она только очень устает.

– Передай ей, что мы ее любим. Ей это нужно. И ей нужны наши молитвы.

Повесив трубку, Берни увидел, что в дверях спальни стоит Джил.

– Что случилось с мамой?

– Она… Милая, она просто очень устала. Как мы вчера тебе говорили, рождение малыша выбило ее из колеи, – он сглотнул тяжелый комок в горле, улыбнулся и обнял девочку. – С ней все будет хорошо.

– Но ведь из-за того, что устал, не кладут в больницу.

– Иногда кладут, – Берни изобразил беспечную улыбку и чмокнул ее в кончик носа. – Сегодня мамочка вернется домой. А на следующей неделе мы все поедем в Нью-Йорк к бабушке и дедушке. Здорово, правда?

– Маму снова положат в больницу?

Откуда она все это знает? Наверное, подслушала разговоры. Берни это чувствовал, но не готов был посмотреть правде в глаза.

– Может быть. Всего на пару дней.

– Почему? – у Джил задрожала губа, на глаза навернулись слезы. – Что с ней?

Последние слова прозвучали как жалобный стон, как будто девочка в глубине души знала, насколько серьезно больна ее мама.

– Мы просто должны ее очень сильно любить, – сказал Берни уже сквозь слезы и обнял девочку, чувствуя, как слезы капают на бороду. – Очень-очень сильно.

– Я люблю.

– Знаю, дорогая. Я тоже ее люблю.

Джил увидела, что он плачет, и вытерла ему глаза своей маленькой ручкой. Слезинки висели у него на бороде, словно бабочки.

– Ты самый лучший папа.

Слезы текли ручьем. Вот так, обнимая друг друга, они долго стояли. Это было нужно им обоим. У них появилась общая тайна – тайна близости, любви и мужества.

Днем, когда Берни забирал Лиз из больницы, Джил ждала в машине с букетом нежных роз. Лиз сразу обняла ее и не выпускала из объятий до самого дома. По дороге Джил и Берни рассказывали о забавных проделках Алекса этим утром, как если бы оба знали, что сейчас ей нужно помогать, что они должны поддерживать в ней жизнь своей любовью, шутками, забавными историями. Эта новая связь соединила их еще крепче, чем раньше.

Как только Лиз вошла детскую, малыш проснулся и, увидев ее, испустил восторженный вопль, радостно замахал ручками и засучил ножками. Лиз взяла его на руки и невольно поморщилась, когда он задел ранки на местах биопсии.

– Мама, ты будешь его кормить?

Джил стояла в дверях и наблюдала за матерью широко раскрытыми тревожными глазами. Лиз печально покачала головой:

– Нет. – У нее все еще было молоко, но что бы ни говорили врачи, она больше не решалась кормить грудью. – Он уже большой мальчик. Правда, Алекс?

Лиз попыталась сдержать слезы, но они все равно выступили. Чтобы Джил их не увидела, она повернулась к ней спиной. Девочка словно все поняла, тихо ушла в свою комнату, взяла в руки куклу и уставилась в окно.

Тем временем в кухне Берни с Трейси готовили ужин. Дверь была закрыта, но, чтобы ничего не было слышно, они еще включили воду. Берни плакал, закрыв лицо кухонным полотенцем. Трейси время от времени похлопывала его по плечу. Она и сама плакала, когда Лиз ей все рассказала, но сейчас считала, что ради Берни и детей должна быть сильной.

– Налить тебе выпить?

Берни замотал головой. Трейси погладила его по плечу, он глубоко вздохнул и посмотрел на подругу Лиз, которая стала и его другом.

– Что нам для нее сделать? – он чувствовал себя беспомощным, по его щекам не переставая текли слезы.

– Все, что в наших силах, – ответила Трейси. – И как знать, может быть, случится чудо. Иногда чудеса случаются.

Онколог сказал примерно то же самое – возможно, потому, что больше нечем было их обнадежить. Он говорил с ними о Боге, чудесах и химиотерапии, а Лиз твердила, что не станет ее делать.

– Она отказывается от химиотерапии, – Берни был в отчаянии, но понимал, что ему нужно собраться с силами. Потрясение было слишком велико. Судьба нанесла им удар невероятной жестокости.

– Разве можно ее в этом винить? – Трейси на минутку оторвалась от приготовления салата и посмотрела на него.

– Нет, но иногда химиотерапия помогает… хотя бы на время.

По словам доктора Йоханссена, что им нужно, так это ремиссия. Долгая. Лет этак на пятьдесят… или хотя бы на десять… или на пять… на два года… на год…

– Когда вы собираетесь в Нью-Йорк?

– В конце этой недели. Мой отец уже все организовал. Я сказал Полу Берману, моему боссу, что не смогу лететь в Европу. Он отнесся с пониманием. Мне все сочувствуют.