– Миссис Файн, вчера, когда осматривал вас, я предположил, что причина вашего недомогания плеврит. Сегодня у меня возникли сомнения, и я хочу это обсудить, – он развернулся на своем вращающемся кресле к устройству со светящимся экраном, к которому были прикреплены рентгеновские снимки, показал авторучкой на два пятнышка на ее легких и откровенно сказал: – Мне они не нравятся.
– Что это означает? – спросила Лиз, вдруг почувствовав, что ей стало трудно дышать.
– Я не уверен, мне бы хотелось поговорить о других симптомах, которые вы вчера упоминали. О боли в бедрах.
– Какое отношение бедра имеют к легким?
– Я думаю, что сканирование костей даст нам больше информации.
Доктор Йоханссен объяснил, что это довольно простая процедура, включающая инъекцию радиоактивных изотопов, которая позволяет выявить повреждения в скелете. Он уже договорился, чтобы Лиз могла пройти это исследование сегодня же.
– Как вы думаете, что это может быть? – Лиз растерялась и запаниковала, не была уверена, что хочет знать ответ, но должна была узнать.
– Не могу сказать с уверенностью, но пятна в легких часто указывают на проблему в других органах.
Всю дорогу до больницы Лиз молчала, удрученно глядя в одну точку, вцепившись в руку мужа. Берни очень хотел позвонить отцу, но не мог оставить Лиз. Когда ей делали инъекцию, он сидел рядом. Укол был почти безболезненным, но Лиз выглядела подавленной и испуганной. Потом они с Берни сидели и со страхом ждали, когда врач сообщит им результаты исследования.
А результаты оказались удручающими: у Лиз остеосаркома, рак костей, и уже с метастазами в легких. Это объясняло боли в бедрах и спине, одышку. Они списывали все на беременность, а это был рак. Врачи сказали, что окончательный диагноз можно поставить после биопсии. На Лиз все еще был зеленый больничный халат. Берни обнял ее и прижал к себе, его охватило отчаяние. По щекам обоих катились слезы.
Глава 17
– Мне плевать! Я не буду! – Лиз была на грани истерики.
Берни встряхнул ее:
– Послушай меня! – Возвращаясь из больницы, оба плакали. – Я хочу, чтобы мы вместе полетели в Нью-Йорк.
Он пытался сохранять спокойствие, дышать ровно, рассуждать здраво… Рак – это не всегда конец, да и что этот врач вообще понимает? Он сам рекомендовал им четырех других специалистов: ортопеда, пульмонолога, хирурга и онколога, а еще сделать биопсию. За ней, вероятно, последует операция, потом, в зависимости от рекомендаций других врачей, облучение и химиотерапия. Признаться, он сам мало понимал, просто предполагал.
– Не буду я делать химиотерапию! Это ужасно, от нее выпадают волосы. Я все равно умру…
Она рыдала в объятиях Берни, а у него сердце разрывалось от боли. Им обоим нужно было успокоиться. Они просто обязаны успокоиться!
– Ты не умрешь. Мы будем бороться. А теперь, черт побери, успокойся и выслушай меня! Мы поедем в Нью-Йорк все вместе, детей возьмем с собой. Ты покажешься лучшим специалистам.
– Что они могут сделать? Я не хочу химиотерапию.
– Просто хотя бы выслушай их. Никто не говорил, что тебе понадобится химиотерапия. Этот врач не знает толком, как тебя лечить. Как знать, может, еще окажется, что у тебя артрит, а он принял его за рак.
Ах, как ему хотелось в это верить!
Но увы, никто из специалистов не сказал, что это артрит, все они рекомендовали сделать биопсию. Берни попросил отца поговорить с ними, и тот сказал, что этот анализ делать нужно. В любом случае эта информация понадобится и в Нью-Йорке. Биопсия подтвердила, что доктор Йоханссен был прав: это остеосаркома. Новости оказались даже хуже. Учитывая природу обнаруженных клеток и степень распространения болезни, метастазы в обоих легких, врачи заключили, что делать операцию уже не имеет смысла, предложили провести короткий интенсивный курс облучения, а после как можно скорее химиотерапию.
У Лиз было ощущение, что она видит кошмарный сон и никак не может проснуться. Джил ничего не говорили, сказали только, что мамочка просто не очень хорошо себя чувствует после рождения малыша и ей надо сдать кое-какие анализы. Никто не понимал, как сказать ребенку правду.
После того как пришли результаты биопсии, Берни остался в больнице рядом с Лиз допоздна. Она сидела на больничной койке с двумя пластырями на груди в тех местах, где брали биопсию. Теперь у нее не было выбора, придется отлучать Алекса от груди. Он плакал дома, а она плакала на руках у Берни в больнице, пытаясь в слезах излить печаль, чувство вины, сожаление и ужас.
– У меня такое ощущение, что если я теперь буду кормить его грудью, то отравлю… Ужасно! Представляешь, чем я его кормила все это время?
В ответ Берни сказал ей то, что они оба и так знали:
– Рак незаразен.
– Откуда ты знаешь? А вдруг я подхватила его от кого-то на улице? Подцепила какой-то проклятый микроб, и он во мне поселился… или в больнице, когда рожала.
Она высморкалась и посмотрела на Берни. Ни он, ни она все еще не могли поверить в серьезность ситуации. Рак – это случается с другими, но не с ними, не с теми, у кого есть семилетняя дочь и маленький сын.