Берни в мае полетел в Нью-Йорк, а потом в Европу, Лиз осталась дома и по-прежнему не собиралась отлучать ребенка от груди.
Вернувшись домой, Берни застал ее в еще более печальном состоянии, и это его расстроило. Не помог и летний отдых в Стинсон-Бич. Берни заметил, что ей тяжело ходить, но она не желала в этом признаваться, и он стал проявлять настойчивость.
– Лиз, я думаю, тебе нужно показаться врачу.
Алексу уже исполнилось четыре месяца. Это был крепкий малыш с зелеными, как у отца, глазами и золотистыми, как у матери, кудрями. А вот Лиз выглядела бледной и была настолько слаба, что отказалась идти на открытие оперного сезона. Лиз сказала, что ей тяжело идти в магазин выбирать платье, да и все равно нет на это времени. В сентябре ей предстояло вернуться в школу. Берни понял, насколько Лиз обессилена, когда услышал, как она договаривается с Трейси, чтобы та частично подменяла ее на уроках, пока ей не станет лучше.
– В чем дело, в конце-то концов? Ты не хочешь идти к врачу, хотя у тебя нет сил даже съездить в город выбрать платье, отказываешься лететь со мной в Европу… Что, черт возьми, происходит?
Берни не на шутку испугался и решил поговорить с отцом.
– Папа, как по-твоему, что это может быть?
– Так вот, навскидку, я не могу сказать. Она показывалась врачу?
– Она не хочет. Говорит, что для кормящей матери усталость – обычное дело. Но ради всего святого! Алексу уже почти пять месяцев, а она все еще его кормит!
– Ей придется с этим закончить. Возможно, у нее анемия.
Это было бы простым решением проблемы. После разговора с отцом Берни стало намного легче, но все равно он настоял, чтобы Лиз показалась врачу, тем временем втайне задаваясь вопросом, уж не беременна ли она опять.
Лиз хоть и поворчала, но все же записалась на прием к врачу на следующей неделе. Гинеколог у нее ничего плохого не нашел и беременность исключил, но направил к терапевту и велел сдать несколько простых анализов крови, сделать ЭКГ, рентген и прочее, что, по его мнению, следовало. Лиз записалась к терапевту, и Берни испытал огромное облегчение уже оттого, что она этим занялась. Ему предстояло через несколько недель улетать, и он хотел до отъезда узнать, что с ней. Если бы врачи в Сан-Франциско не смогли разобраться в состоянии Лиз, он бы отвез ее в Нью-Йорк, в клинику отца, тот нашел бы для нее нужных специалистов и наконец выяснил, что с ней не так.
Терапевт, осмотрев Лиз, кажется, решил, что с ней все в порядке. Давление у нее было в норме, электрокардиограмма без особенностей, а вот анализ крови показал некоторые изменения. После еще нескольких исследований врач заподозрил легкую форму плеврита и направил ее на рентген грудной клетки. Лиз вернулась домой ближе к вечеру. Дожидаясь ее, Берни читал Джил книжку, а с Алексом занималась приходящая няня, которую пришлось все же нанять.
Поцеловав дочь и мужа, она весело объявила:
– Вот видишь, со мной все в порядке, как я и говорила.
– Тогда почему ты так устаешь?
– Это плеврит, как показал рентген, а в остальном я в полном порядке.
– Только устала настолько, что не можешь лететь со мной. – Результаты ее визита в клинику не убедили Берни. – Кстати, как фамилия этого врача? Я попрошу отца навести о нем справки.
В это время малыш подал голос, требуя еды, и Лиз ушла в детскую, а Берни тем временем выписал чек няне.
Едва Лиз подошла к сыну, тот радостно запищал и уткнулся ей в грудь. Она прижала малыша к себе. Позже, уложив его в кроватку, она на цыпочках вышла из детской и направилась в гостиную, где ее дожидался Берни. Лиз улыбнулась, погладила мужа по щеке и посмотрела ему в глаза:
– Любимый, не волнуйся ты так. Все хорошо.
Берни привлек ее к себе и крепко обнял:
– Дай бог, чтобы так и было.
Джил играла в своей комнате, Алекс спал, и Берни с надеждой посмотрел на жену, но она была такой бледной, темные круги под глазами больше не проходили, и она очень сильно похудела. Берни и хотел бы верить, что все в порядке, но в глубине души чувствовал, что это не так, и его снедал леденящий страх. Он обнимал ее, но не чувствовал отклика, а потом она пошла готовить ужин.
Той ночью, когда Лиз спала, Берни смотрел на нее, и ему стало страшно. Когда в четыре часа утра проснулся Алекс, Берни не стал ее будить, сам развел молочную смесь, взял малыша на руки и покормил из бутылочки. Малыша это вполне устроило, и он довольно угукал на руках у отца. Берни поменял ему подгузник и уложил в кроватку. У него это уже очень хорошо получалось.
Утром позвонил доктор Йоханссен и попросил миссис Файн подъехать сегодня в клинику. Берни был в ужасе, но пытался этого не показывать. Пока Лиз одевалась, он позвонил Трейси и попросил пару часов посидеть с детьми. Судя по голосу, она обеспокоилась не меньше Берни, но, приехав, не задала ни одного вопроса, напротив, выглядела веселой и деловитой и только поторопила их.
По дороге в клинику Берни и Лиз почти не разговаривали. Доктор Йоханссен их ожидал и сразу предложил сесть. Лишь мгновение он был в замешательстве, но не стал ходить вокруг да около и сказал прямо, что дело серьезное. Лиз охватил ужас.