Только бы не

Дмитрий разобрался со школой. Полиция знает о случившемся, как и органы опеки, в школе будут расследовать инцидент. Семье Волинских предстоит ответить на вопросы, свяжутся и со мной. Ари защитят, ему помогут, и от этого становится спокойнее на душе.

Геннадий впервые мне улыбнулся. Мне, женщине, которую месяц назад держал мёртвой хваткой, пока я билась в яростном припадке перед Дмитрием. Геннадий видел, как его начальник запихнул визитку в мои трусики. Геннадий вынес меня из квартиры на руках, назвал невменяемой и отвёз в дом для содержанок.

А теперь он улыбается и пьёт чай у меня дома.

— Ари очень любят, о нём заботятся, — заверяет Геннадий, — только… Дмитрий Олегович — человек строгого порядка… ну… вы знаете… — он отводит взгляд.

— Можете делать, что хотите. Спать здесь негде, но кухня ваша.

Я не улыбнулась ему в ответ. Более того, я почти не общалась с Геннадием, да и он не настаивал. Засел на кухне, иногда тихо разговаривал по телефону. Наверное, мне легче от того, что он здесь. От того, что он взял на себя часть ответственности, к которой я не готова. Никак.

С квартирой мне повезло. Сравнительно новая, чистая, и хозяйка-мечта. Добродушная пенсионерка сдаёт комнату, чтобы было с кем поболтать. Не успела я въехать, как у её дочери начались преждевременные роды, и хозяйка уехала в Москву помогать с внуками-близнецами. Свою спальню и гостиную она заперла, а остальное пространство стало только моим. Включая удобное кресло, в котором я полулежала, глядя на ночное небо.

«Я сегодня плакала, — шепчу в никуда. — Плакала слезами, мокрыми и солёными. Настоящими. А ещё Ари говорит, что я самая лучшая, он так и написал на своём сайте. Хорошо, что он не заметил, как я плачу».

Внутри копошится что-то настолько живое, что щекотно. Но я не смеюсь, потому что страшно. За смех приходится платить, как и за всё остальное.

Заснула я незаметно и разбужена была безжалостно — криком прямо в ухо.

— Виктория Михайловна! Мы проспали!!

Слетев с кресла, я запуталась ногами в пледе. Моргаю, пытаясь разглядеть время… восемь утра?!?

— Как проспали? Куда?!

В хлопковой пижаме Ари выглядит маленьким ребёнком, совсем не похожим на обиженного юнца, в деталях продумавшего побег и заплатившего старшекласснику за помощь.

— Мы не готовы к приезду папы!!

— Как не готовы? Мы вчера весь вечер готовились! — потягиваюсь, разгоняя сон.

— Теперь надо еду приготовить! Папа никогда не ест в самолётах, говорит, это вредно и невкусно. Он приедет голодный!

Как объяснить ребёнку, что голод — это последнее, о чём волнуется его отец?

В коридоре посмеивается Геннадий, и я бросаю на него убийственный взгляд. Хочется съехидничать и поставить его во главе торжественных приготовлений к приезду мэра, но Ари меня перебивает.

— Ко мне сегодня папа приедет! — с восторгом говорит Геннадию. — Из Берлина! — Как будто не сказал то же самое вчера вечером раз пять.

— Да что ты говоришь! Повезло тебе! — улыбается Геннадий и выходит из квартиры. Разумный мужчина, он сбегает от наших приготовлений и подождёт начальника в машине.

— Сейчас я научу вас готовить для папы! — Ари тянет меня на кухню, и я не могу сопротивляться его радостному оживлению. — Папа любит кофе, чёрный хлеб с корочкой, свежее масло… у вас масло свежее? — принюхивается к маслёнке.

— Эээ… свежекупленное.

— Домработница делает папе свежее масло.

Я затоптала в себе недобрые мысли о том, куда Дмитрий Волинский может засунуть своё свежее масло. В кои-то веки нормально спала, так нет же, разбудили, чтобы готовить мэру экологически совершенный завтрак.

— У вас рыба есть?

— Нет. — Не удивлюсь, если домработница рыбачит по ночам, чтобы подать на завтрак свежую рыбу.

— А орехи?

— Нет.

— А сыр?

— Сыр есть.

— Надо порезать тонко и ровно. Папа говорит, что женщины не умеют резать сыр, вечно стругают кривыми ломтями. — Ари смотрит на меня с сомнением.

— Я справлюсь! — обещаю сухо.

А если нет, то покромсаю самого товарища мэра, тонко и ровно.

— Колбасу папа не ест. Говорит, что она яд.

— Да что ты! Какой кошмар! — не скрываю в голосе иронию, но Ари не замечает. Он очень серьёзно относится ко всему, что касается его отца.

— Вы умеете делать яйца в мешочек?

— Умею.

— Нужно засечь время. Если передержать, папа злится.

Пусть его папа… пойдёт… подальше. Пусть рискнёт предъявить мне хоть одну претензию, и я устрою ему… яйца в мешочек.

Я не выдержала прессинга, ушла принимать душ. Ари попросила убрать свою (читай — бывшую мою) постель и выбрать себе одежду. Когда я вышла из ванной, он разложил на постели светло-синюю рубашку и серые брюки.

— Папа любит, когда я одеваюсь, как джентльмен, — сказал с гордостью.

— Ты настоящий маленький джентльмен, Ари! — отозвалась искренне.

Он очаровательный, трогательный, очень сильный внутри. Маленький, но очень взрослый. Обожающий своего отца. Умный, организованный. У него блестящее будущее.