– Нет, конечно, как вы можете помешать…
– Это точно. Император никогда не может помешать. – Он развел руками, по-прежнему смеясь, и София окончательно уверилась – подтрунивает! – Кто угодно может помешать, а император – нет.
– Можете и вы, – пробурчала девушка, не уверенная в том, как на все это следует правильно реагировать. – Просто вам об этом не скажут.
– А давай договоримся. – Он вдруг пошел к ней, и София испуганно вскочила со стула. – Если я тебе помешаю, ты мне об этом скажешь, – продолжил мужчина, вновь останавливаясь. – Несмотря на то, что я император.
– А вы меня потом уволите, – пробормотала София, не зная, куда деть руки, и продолжая вертеть в них карандаш.
– Не уволю, – хмыкнул император, подошел совсем близко, отнял у нее карандаш, положил его на стол, а затем вновь сделал шаг назад, словно отступая. – Я хотел кое-что сказать тебе, Софи, – произнес он уже серьезно и почти без улыбки. – Слушай внимательно и запоминай.
Его величество на секунду замолчал, и благодаря этой секунде София сумела полностью собраться с мыслями – поняла, что он хочет сказать ей нечто важное.
– Среди дворцовой охраны есть предатель. Пока непонятно, кто именно, но круг людей довольно узкий. Если ты что-то заметишь или услышишь – немедленно докладывай об этом Дайду. Номер его браслета у тебя должен быть.
София понимающе, но немного обескураженно кивнула.
Предатель? Среди охраны?..
– Дальше. Тебя круглосуточно прослушивают, и отчеты этому человеку наверняка доступны. Поэтому думай, что и кому ты говоришь. И если в чем-то сомневаешься – лучше промолчи.
– Разве я говорила что-то… – удивилась София, но император ее перебил:
– Пока нет. Но когда ты общаешься с кем-то, кто вызывает у тебя доверие, забываешь об осторожности. Старайся не доверять никому.
– А… Вано?
Его величество улыбнулся уголками губ.
– Вано можно доверять, Софи. И Дайду.
– А почему, кстати? – поинтересовалась она. Было любопытно, чем же ее дедушка и главный дознаватель заслужили доверие. – Что они сделали такого, что вы…
– Они были со мной на площади, – ответил император со спокойным пониманием – словно признавал ее право на любопытство. – Вано держал щит, чтобы не пострадали простые люди, а Гектор командовал всей операцией и арестовывал тех, кто… – Он усмехнулся. – Остался жив.
София опустила глаза. Почему-то, увидев эту усмешку, девушка почувствовала: императору до сих пор неприятно и больно вспоминать о том, что случилось на площади.
Впрочем, разве это удивительно? Если бы ее предал кто-то близкий, Элиза или Рози…
Софию передернуло.
– Я вам очень сочувствую, – сказала она искренне. – Я понимаю, это тяжело. Извините, своим вопросом я заставила вас вспомнить…
– Не ты и не своим вопросом, Софи, – произнес император с такой мягкостью в голосе, что щеки вновь загорелись. – Мне сама жизнь напоминает. Случившееся на площади решило только часть проблем. Кое-что по-прежнему не решено. Но если тебе любопытно узнать побольше про Гектора и твоего дедушку… Давай сядем.
– Сядем?
– Сядем. – Повторил император серьезно, но губы его дрожали, словно он сдерживал улыбку. – Смотри, у тебя здесь и стулья есть, и пуфы. Я, кстати, ни разу не видел, чтобы ты на пуфах сидела, только на стульях. Почему?
– Не очень удобно рисовать, – пробормотала София, глядя, как мужчина невозмутимо опускается на один из этих самых пуфов, стоящих возле стола.
– Ясно. Садись, Софи.
Чувствуя себя безумно странно, она села рядом, на соседний пуф. Расстояние было более чем приличным, но София все равно ощущала неловкость.
Почти одиннадцать вечера. Защитница, император должен быть в это время где угодно, только не в ее комнате.
Но упрекать его величество пока было не в чем.
– Давай начнем с Вано, – заговорил император так спокойно и бесстрастно, словно они не поздно вечером сидели на пуфиках, а находились на светском приеме. – После гибели сына и отъезда жены в Альтаку он уволил всех слуг, заколотил дом и переехал жить в комитет. Уже один этот факт о многом говорит, Софи. Подобные условия проживания до крайности не способствуют участию в заговорах. Кроме того… Вано никогда не поддержит людей, которые убили его сына. Я чувствую эмоции, ты же помнишь об этом?
– Об этом вообще сложно забыть, – сказала она негромко, ощущая жар не только на щеках, но и в груди.
– Мне особенно, – улыбнулся император, посмотрев на нее с иронией. – Так вот, в тот день, когда я убил своего брата, Вано был счастлив. Это был первый и, пожалуй, последний раз, когда я ощущал в нем эмоции подобной силы, обычно он почти заморожен. Вано ликовал. А через пару недель, когда я немного отошел от случившегося, Вагариус сказал, что сам убил бы Аарона, если бы я не сделал этого на площади. И я чувствовал – он говорит искренне. Поэтому Вано я верю. Кроме того, ему верит Гектор, а это тоже важно. Знаешь, Дайд был единственным человеком, которому не нравился мой брат.
– Да? – София удивилась. – А почему?