Теплый дом. Том II: Опекун. Интернат. Благие намерения. Детский дом (записки воспитателя)

Напрасно я надеялась, что с прибытием Татьяны Степановны что-то переменится к лучшему.

— Слава богу, наконец-то! — обрадовалась я. Поинтересовалась искренне: — Как устроились?

(Голубятня предназначалась для начальника лагеря — Татьяны Степановны. Теперь же ей пришлось жить в деревне.)

— Боюсь, слишком шумно будет, — она поджала губы. — Как дети?

— Разболтались вконец… Нам бы на базу переселиться!

— Такой возможности нет.

— А может…

— Никаких «может». Пусть живут, где арендована площадь. Нельзя подводить людей.

— А подвергать детей опасности — можно?

— Тысяча и одна ночь! Вокруг люди! Не в джунглях же мы находимся.

— Это точно. В горах…

Вижу — говорить на эту тему бесполезно.

— Вы знаете, здесь наш кружковод работает. Валера. Он — спасатель. Так что шезлонги, лежаки…

— Знаю, — строго перебила меня Татьяна Степановна. — А вообще, я хочу вас предупредить насчет Валеры… по-дружески. Мне уже доложили. Понимаю, конечно, вы — женщина отчаянная, но…

Вот такой разговор произошел в первый день приезда. Сплетен всегда хватает. И не особенно огорчилась — поболтают и перестанут. Думать об этом даже не хотелось.

Вечером того же дня подбегает ко мне медсестра.

— Оль, посмотри, ты в драгоценных металлах сечешь?

— Что это у тебя? — разглядываю ложки, которые она, опасливо оглянувшись, достает из кармана халата.

— Это столовое серебро, говорят. Как ты думаешь — настоящее?

— Где взяла?

— А Карамазовы предложили — по двадцать копеек. У них там до черта… Так ты думаешь — серебро? Ждет… надо деньги нести.

— Мельхиор. И спер эти ложечки ваш Карамаз на базе. Который?

— Да что ты! Они к базе и близко не подходят.

— Сами не подходят, так девицы помогли. Надо сообщить Тамаре Трофимовне.

— Послушай, Оль, и охота тебе всюду лезть? — Она с сожалением посмотрела на меня. — Черт… надо было и тебе взять… Дешево ведь! А хочешь — я половину уступлю? У тебя же нет столового серебра?

— У меня и столовой нет. И кухня коммунальная.

— Тем более! Когда еще разживешься!

— Дура ты, прости за выражение…

…ПОТОМ СКАЖУТ, ОПЯТЬ ВОСПИТАТЕЛЯ ДОВЕЛИ!

Конечно же, никто ложки на базу не отнес. А девицы сделались злющие, как мегеры. Все мои замечания принимали в штыки. Попыталась говорить с Татьяной Степановной — бесполезно. На все просьбы тщательно разобраться в происшедшем отвечала:

— А что вы хотите? Вас с самого начала предупреждали — дети трудные.

— Дело не в этом. Обстоятельства так складываются…

— Ну, не знаю, не знаю… Ирина Дмитриевна мне ничего такого не говорила.

— Ирина Дмитриевна, вне всякого сомнения, замечательный человек. Но, простите, никого не хочу обидеть, здесь она не у дел. И мне гораздо легче было бы справляться с детьми, если бы я была одна.

— А не слишком ли много берем на себя? Ирину Дмитриевну в школе ценят как знающего педагога. И девочки ее хвалят. Ваши девочки. А вот вы, я вижу, уже утратили с ними контакт.

— Но нельзя же сейчас устраивать двоевластие! Дети день ото дня становятся все более неконтролируемыми. Или надо встать единым фронтом, или мы окончательно и необратимо растеряем все, что достигнуто, как говорится, ценой кровавого пота!

— Вы всегда любили все обострять. Лично я ничего страшного не вижу.

— Как это — ничего страшного? На работу не ходят. Силой надо сгонять. А в жилье их что творится? Черт ногу сломает.

— А куда же вы смотрели?

— Прошу прощения, вас там трое, в том числе и медсестра. Неужели трудно проследить, чтобы девочки поддерживали порядок? У мальчишек во сто раз чище…

Наконец и Тамара Трофимовна почувствовала, что ситуация выходит из-под контроля.

— Ольга Николаевна, — начала она вкрадчивым голосом, — мы с большим сочувствием относимся к вашим начинаниям: воспитывать детей-сирот дело чрезвычайно трудное. Мы понимаем. И все же положение тревожное. То, что работа идет через пень-колоду, это еще полбеды. Но поведение? То, что творят ваши девочки в пищеблоке, уму непостижимо! Стыдно вслух произнести! — Она помолчала, доставая из холодильника бутылку боржоми, налила в высокий голубоватый стакан и, отхлебнув несколько глотков, продолжила: — Ставлю вас в известность — пропали мельхиоровые приборы из банкетного зала.

— Много?

— Около сотни. Мои сотрудники вне подозрения. Все мы здесь живем по шесть месяцев безвыездно. На этой неделе никто с базы не отлучался. Из посторонних в банкетный зал входили только ваши девочки.

— Где хранились приборы?

— В горке. Мы ее обычно запираем на ключ. Так вот — ключи пропали. Из моего кабинета.

— А что делала у вас вчера Лиля?

— Что?.. Переписывала списки отдыхающих нового заезда. А что — вы думаете, она? Такая вежливая… Не похоже. А вы что — знаете что-нибудь?

— Наверняка ничего.

— Как это неприятно! Ведь работали же у нас ребята из ПТУ — и ничего такого. — Она опять сделала глоток из стакана. — Вот еще что. Вопрос деликатный. Я навела справки — кто и на каких основаниях здесь находится. И сообщаю — лавочку эту вынуждена прикрыть… Вот вы? Что здесь делаете?

— Как что? Работаю.