Тени мудрецов. Часть 1

Еще бы я в классах брони разбиралась, но Рэму виднее, насколько защита надежна. Лысый стервятник сегодня настолько мил и любезен, что без просьб и напоминаний отворачивается, пока я расстегиваю рубашку. Не повезло Тиберию с комплекцией, «бочка» еле затягивается боковыми хлястиками до более-менее плотного облегания. Действительно давит на грудь, но я стоически терплю.

Такую же защиту надевает сам Рэм и присоединившийся к нам Публий. Военврач на время церемонии станет еще одним телохранителем генерала.

— Я бы еще шлем надел, — ворчит стервятник. — Особенно на Тиберия и генерала. Но Его Превосходство приказал не светить защиту. Мы безоружны, добры и благожелательны.

— Как легарцы в брачный период, — мрачно кивает Публий. — Думаешь, лиенны будут стрелять?

— Огнестрел официально проносить запрещено, но белый сброд тут давно как у себя дома и плюет на эриданские правила.

— Нам если что и топоров хватит, — морщится военврач. — Расколотый лезвием череп зашивать бесполезно.

Умеют же военные успокаивать. Прямо надежду вселяют на лучшее.

Вернувшись, Наилий застает нас собранных и коротко командует: «На выход».

— Ваше Превосходство, защита, — напоминает Рэм, доставая из кейса еще одну «бочку», но генерал даже не оборачивается в ту сторону.

Просто игнорирует броню. У меня в животе холодеет от ужаса. Наилий с ума сошел? А если лиенны снова затеют драку, как на церемонии приветствия гостей? Он одеждой собрался защищаться от нападения? Забыв про субординацию, нагло встреваю с замечанием:

— Без защиты нельзя.

Наилий в том же обтягивающим свитере, который надел утром. Если боковые утяжки брони будут продавливаться, всегда можно переодеться. Не станет же он рисковать жизнью ради демонстрации добрых намерений? Или станет? Генерал смотрит на меня в упор и холодно отвечает:

— Она сковывает движения.

У меня нервы сдают. Иду в атаку под заинтересованные переглядки Рэма и Публия:

— Я, кажется, понимаю, откуда у вас столько шрамов, Ваше Превосходство.

— О, да, — едва различимо шепчет военврач и тут же замолкает.

— Вы с посохом в руках против огнестрельного оружия выходить собрались? — продолжаю наступать, не чувствуя грани между тем, что еще терпимо слышать от любимой женщины и недопустимой дерзостью от рядового.

Офицеры почти не дышат, напряженно следя за реакцией генерала. Наверняка, такой разговор не первый, но легче гору сдвинуть с места, чем упрямство Наилия.

— Я пойду без брони, — жестко отвечает он и поворачивается спиной.

Разговор окончен. Превосходно! Замечательно! Рэм устало качает головой и кладет «бочку» на место. Попытка провалилась. Наверное, впервые я начинаю сомневаться в разумности Наилия. И совершенно искренне не понимаю, чего он добивается? Разве что знает то, чего не знаю я.

Рэм уходит первым, чтобы затеряться в толпе гостей, не привлекая внимания, а мы идем следом, не спеша. Рация на поясе, в правом ухе маленький наушник, а на рубашке незаметная капля микрофона. Руки должны быть свободны.

Я кручу головой по сторонам, больше изображая охранника, чем реально что-то замечая, а Публий вживается в роль гораздо успешнее. Комично мы выглядим рядом с Наилием: высоченный и широкоплечий военврач, и тощий дрищ Тиберий.

Музыку на церемонии слышно издали. Она ритмично раскачивается перестуком барабанов. Полуголые на жаре эридане сидят прямо на коврах, зажав цилиндры барабанов между ног. По двое и по четверо ловят ритм и передают дальше, будто бьется одно большое сердце дворца. Музыканты в трансе с закрытыми глазами, рядом с ними в подставках тлеют благовония, распространяя сладковато-удушливый дым. Тела разрисованы белыми полосами, а на груди подпрыгивают в такт движениям украшения из деревянных бусин и отполированных камней. Я вспоминаю подаренный Наилием амулет — амсу. Ношу, не снимая, и даже сейчас прячу под защитой.

На дорожках под ногами появляются лепестки цветов, колонны увиты гирляндами, и в вазах распускаются изящные венчики с длинными тычинками. По дворцу летают огромные бабочки и деловито собирают нектар. Алкоголь снова льется рекой, плещется в хрустале, роняя блики на черные тела гостей. Богатые эридане тихо переговариваются и даже неосторожно оброненные слова тают в грохоте барабанов. Любимый цвет знати — золото. Благородно тусклое, не крикливое. Цзы’дарийцы в строгих темных одеждах, как чернильное пятно на господских нарядах. Слуг я теперь тоже разглядываю внимательно, стараясь подмечать волнение: бегающий взгляд, лишние движения, неоправданную суету. Рэма нигде не видно, как и той самой служанки Имари, что он собирался похитить.

Под вечер на улице особенно душно и главное действие переносят со двора в огромный зал с бассейнами и фонтанами. Столы ставят на стекло прямо над водой и от подсветки на мебели рябью вспыхивают блики от мелких волн. Тропическими цветами здесь пахнет отчетливей, а грохот барабанов разбавляют крики птиц.