Танцующий на воде

Под ногами была земля. Над головой – ночное небо. Передо мной стоял мой новый хозяин. Всю дорогу он воображался мне великаном – оказался же среднего роста, внешности самой заурядной. Детальнее разглядеть его мешала темнота, да и кто бы позволил разглядывать? Опираясь на освобожденные руки, я попытался подняться. Ноги после долгой тряски не слушались – едва встав, я упал, будто куча тряпья. Вторая попытка удалась, но теперь хозяин ткнул меня в грудь – вроде несильно, однако я опрокинулся навзничь. Я был готов к мгновенному удару оземь, но падение затянулось на несколько секунд. Ибо я рухнул в яму. Сверху грохотнуло – это закрыли люк.

Я снова встал. Ноги дрожали и подкашивались. Выпрямиться во весь рост не получилось – теменем я уперся в земляную крышу. С вытянутыми руками я сделал шаг в одну сторону, шаг в другую. Земляные стены были укреплены кое-как, от осыпания землю удерживали сырые корни, гнилые доски. Тогда я раскинул руки, желая определить площадь моей тюрьмы. По ширине она могла бы вместить еще одного человека, только мы бы с ним стояли в обнимку. Мрак был кромешный. Такого повязкой на глазах не достигнешь, да и ночью, пусть безлунной и беззвездной, не настолько темно. Может, я ослеп. Или умер. Вспомнилась Марвеллова «Книга чудес», глава об океанах – как они поглощают целые континенты, а те, в свою очередь, способны поглощать таких, как я, тысячами и десятками тысяч. Не видя собственных рук, я видел себя на полу локлесской библиотеки; тот, другой Хайрам, тщился полудетским своим разумом объять океанскую ширь и сдавался, когда пульсация в висках делалась болезненной, ибо не для человечьих потуг такие усилия, ибо есть вещи непознаваемые. Теперь мне казалось, что я вовсе не под землей. Нет, я был в другой стихии. Затерянный в океане, накрытый водяным валом, увлекаемый в глубину труп – вот кто, вот что я был такое.

Я наслушался о белых, которые покупают невольников не для работы, а для забавы, тешатся возможностью держать при себе живые игрушки. Одним будоражит кровь простое сознание, что человек полностью зависит от хозяйской прихоти, другие впадают в экстаз, наблюдая или свершая убийство. Третьи – изощреннее; они ставят опыты на невольниках – как медицинские, так и те, что связаны с чернокнижием. Вероятно, к такому-то садисту я и угодил. Страшная месть ожидает меня – за упадок Виргинии в целом и графства Ильм в частности, за отца и Мэя-пузанчика.

Глава 11

Время как таковое исчезло. Минуты казались часами, ночь и день при полном отсутствии света стали чистой фикцией. Сначала у меня обострились обоняние и слух. Запахи земли раздражали, нечастые шорохи наверху мучили надеждами. Потом это прошло; насколько быстро, не могу сказать, но все звуки снаружи умалились до шумового фона. Растаяла граница между сном и явью. Теперь сны были неотличимы от видений, терзавших разум. Кто только не мерещился мне там, под землей! Среди образов выделялся один – не признак скорого помешательства, а реальное воспоминание.

Это было давно, в первый год моей службы родному брату. Стояло лето, душная суббота тянулась и тянулась, не желая завершаться. Скука одолела хозяев Локлесса; скука, сулившая нам, чернокожим, новые напасти. Мэйнарду, подростку, взбрело: а пусть-ка все обитатели Муравейника соберутся на лужайке. Меня отправили сзывать народ. Примерно через полчаса лужайку заполнили невольники – старики и молодые, женщины и мужчины. Одни только-только вернулись с плантации, выжатые, измочаленные, другие пришли прямо из господского дома – в ливреях, белых чулках и лакированных туфлях. Всем без исключения предстояло соревноваться в беге. Да-да, на потеху молодому хозяину. Разумеется, этот вид деятельности едва ли перевесил бы прочие унижения и несчастья, которым нас подвергали белые, однако и он являлся унижением, причем в моем случае – двойным. Ибо я далеко не сразу понял, какая мне уготована роль. Мэйнард долго формировал команды бегунов, я наблюдал за процессом, и вдруг меня оглушило, ошарашило Мэйнардово:

– Хай, чего прохлаждаешься? Сюда топай, в команде человека не хватает.

Я даже понял его не сразу.

– Сюда, живо! – прикрикнул Мэйнард.