Танцующий на воде

– Да. Нам притворяться не нужно. Я сам не сразу понял. Прежде близких потерял, прежде тоски полной ложкой зачерпнул. И вот что я тебе скажу, друг. Насмотрелся я, как белая знать живет. Чем так жить, лучше я с теми останусь, кто в рабстве до сих пор, лучше буду по грязи ходить, да не врать себе, что это не грязь. Белые – они в своем собственном навозе барахтаются, да у них ни глаза не видят, ни носы не чуют. Им кажется, чистенько вокруг них и сами они чистенькие. А ведь никто не чистенький в нашем мире, ни один человек. Так-то, Роберт Росс.

Глава 25

Ближе к полуночи мы вышли на узенькую тропку, что заворачивала к вырубке, где и стоял дом папаши и мамаши Росс. Сильно поодаль темнел прямоугольник не то конюшни, не то амбара. Я вспомнил: родители Гарриет – люди свободные.

– Нельзя мне с матерью видаться, – прошептал Роберт.

– Почему?

– У ней сердце будто не внутри, не в груди, а на платье вроде булавки приколото. И чутье нечеловечье. Увидит меня – вмиг все поймет, ну, что я на Север бегу. Разрыдается – не успокоишь. А если потом белые придут и спрашивать про меня станут, она соврать не сможет. Гарриет целых десять лет назад из дому ушла. Со мной-то встречалась, а с матерью ни разочка. Тоскует, а нельзя никак. Потому – делу повредит. Все засыплемся.

Роберт тихонько свистнул. Через пару минут появился старик и, пряча глаза, махнул на непонятную постройку. Папаша Росс, догадался я. Мы с Робертом поспешили, куда нам было указано; полезли напролом через отросший подлесок. Путь лежал мимо дома. В освещенном окне двигался женский силуэт – мамаша Рит мела пол. Роберт застыл на месте – вероятно, осознал, что больше может мать и не увидеть. В следующий миг он ринулся в сторону, подальше от окна, от сыновних чувств.

Генри, Джейн и Бен уже сидели в конюшне – напряженные, безмолвные. Гарриет вышла навстречу нам из угла, прилипла взглядом к брату. Затем шагнула к нему, встряхнула за плечи и стиснула в объятиях – Роберт только ойкнул. Оставалось дождаться самого глухого, предрассветного часа. Кто-то – в темноте я не различил, кто именно, – полез на сеновал, желая вздремнуть. Папаша Росс принес ужин, однако в конюшню шагу не сделал. Открыв дверь, отвернулся от проема, а блюдо протянул на правой руке – забирайте, дескать.

Я буравил глазами дом. Дважды женская фигура появлялась на пороге, ступала на тропу и, дойдя до перекрестка, подолгу вглядывалась во мрак. И дважды, вздохнув, возвращалась, вероятно сокрушаясь, что знаменитое «нечеловечье» чутье подвело ее, обмануло.

Начался дождь. Бен с Робертом по очереди приникали к щели в стене, которая как раз глядела на дом, на освещенное окно, в котором мамаша Рит, раздавленная неволей своих детей, пускала колечки из курительной трубки. Гарриет, целое десятилетие не видавшаяся с матерью, не желала смотреть на нее и сейчас. Нарочно держалась подальше от щели, от соблазна попрощаться хотя бы таким способом. От риска провалить всю операцию.

Наконец мамаша Рит погасила огонь и легла в постель. Густой туман покрыл землю. Гарриет оглядела нас всех по очереди. Ибо время настало. Ибо следовало трогаться в путь. Папаша Росс с завязанными глазами ждал на пороге.

– А это для того, – пояснил он, – чтоб, ежели белые спросят, видал ли я кого из вас, так я Господом Богом поклянусь: не видал, ни единой души не видал.

Из конюшенного тепла мы вступили в липкий туман. Джейн и Генри взяли папашу Росса под руки, повели с осторожностью – тропа раскисла, недолго было и поскользнуться. Старик замурлыкал разлучную песню чернокожих. Члены маленького отряда один за другим стали подтягивать, приглушая голоса, и старинный мотив, наложенный на мерные шаги, наполнился дополнительным смыслом.

Сбыл хозяин дружка твоего, Джина,
                                        выгодно сбыл.
Завтра хватишься – скажут:
              «И след на дороге простыл!»
Был, да сплыл, скажут, Джина,
              жених у тебя, был, да сплыл!

Внезапно мы очутились возле озера, причем дальний берег терялся в туманной тьме. Песня оборвалась не вдруг, ибо не до всех разом дошло, что мы уже на месте. Наконец затих запоздалый голос. Партию теперь вел дождь – шуршал по листве за нашими спинами, рябил частыми мазками озерную гладь.

– Приспел мой час, – произнесла Гарриет, оборачиваясь к папаше Россу.