Танцующий на воде

Джейн теперь улыбалась конкретно мне. Вероятно, облако темных кудрей скрадывало резкие ее черты, но кудри осыпались и явили все условно некрасивое – щелевидные глаза, несоразмерно большие уши, широкие скулы… Джейн, жена Генри, буквально излучала уверенность в успехе побега. Ее настрой разделяли и остальные. Я успел поучаствовать в достаточном количестве вызволений, но с подобным столкнулся впервые. Страх, вытаращенные глаза, перешептывания, в которых «А вдруг?..» звучало рефреном, – вот что я наблюдал до сих пор. Но эти трое со «станционным смотрителем» заодно смеялись, будто уже достигли вожделенного Севера. Чтобы такое имело место в Виргинии или даже в Филадельфии? Никогда. Причина, разумеется, была в Гарриет – Паромщице, богине войны с рабством как социальным явлением и даже с целой страной, рабство узаконившей. Честно говоря, сам факт Переправы впечатлил меня не настолько сильно, насколько потрясли эти вот смешки да подтрунивания без пяти минут беглецов. Я был близок к тому, чтобы поверить легендам о Гарриет. Она и впрямь пистолетное дуло на труса наставила. Она рискнула переправлять людей через реку в разгар зимы. Под ее взглядом плеть размякла в руке надсмотрщика. Она единственная не знала провалов, при ней не погиб ни один «пассажир» Тайной дороги свободы. Эти четверо в натопленной хижине, без сомнения, были наслышаны о деяниях Гарриет; по интонациям, по жестам я понял – они считают скорое «отправление» из Мэриленда своим священным правом и даже долгом избранных. Да свершится предначертанное, ибо с ними Мозес, коей дано шествовать по водам, и раздвигать оные, и вести свой народ.

Гарриет между тем излагала подробности плана:

– Чем проще задумка, тем вернее дело. Так уж повелось у нас – не мудрить, в этом истинная мудрость и есть. Но вы мне родня, потому я на ваши условия согласна, только и вы уж соблюдайте, что вам сказано. Назад ходу не будет, вот это запомните крепко.

В этот момент я острее, чем даже в процессе вчерашней Переправы, осознал: все свои прозвания Гарриет заслужила. Уж конечно, простые смертные так уверенно не говорят, однако дело не только в интонациях. Гарриет завораживала, на нее смотрели с благоговением. Казалось, сама ночь скукожилась за хлипкими стенами, внимая Паромщице, и даже от лаконично сурового «Назад ходу не будет» никто не ощутил страха, ибо прозвучали эти слова не как угроза, но как пророчество.

– Джейн и Генри, вы останетесь у Чейза, пересидите тут до завтрашнего вечера. Чтоб из хижины ни ногой. Нынче воскресенье, вас вряд ли хватятся. Бен, ты вкалывать не станешь, но сделай такое одолжение, помелькай завтра в поместье. Не надобно нам, чтоб старый Броадус со своими подлипалами хоть на одну ниточку вышли, покуда вся паутина не сплетена. Завтра в это же время встречаемся у папы. Отдохнем – и в путь.

Гарриет замолчала, откинулась на стуле. Затем, опираясь на посох, поднялась:

– Если что-то пойдет не так – сюда приходите. Хайрам, послушай. Мы тут не все в сборе. Нету Роберта, брата нашего. У него жена на сносях, он и вовсе бежать не хотел, да старый Броадус продать его задумал с молотка. Роберт, как прослышал, конечно, решился, но сказал так: буду с женой до последней минуточки. Я его разубеждала, только без толку. Ладно, пускай. Что с ним поделаешь? Неправильно я решила, сама чую, да брат есть брат.

– Я Роберту наказала, чтоб молчок. Ни единой живой душе чтоб ни полслова. Прознаю, говорю, что сболтнул, – на себя пеняй. По-свойски разберусь. Всех касается. Ох и подсуропил он нам, Роберт-то. Теперь идти за ним надо. Ты, Хайрам, и пойдешь.

Не скажу, что я такого совсем не ожидал. Гарриет никаких подробностей мне не сообщила, я и догадался: будет особое задание. А что Паромщица скрытничает – это к моей же пользе. Меньше буду переживать, беспокоиться до срока. Ведь тут не Виргиния, идти придется одному.

– Я бы сама пошла, – продолжала Гарриет, – да там поблизости плантация, где я работала. И меня вполне могут поджидать. Ты, Хайрам, ловчее проскочишь, ты ведь там человек новый. И пропуска при тебе – твой и Робертов. Выкрутишься, если что.

– Когда идти, Гарриет? – только и спросил я.

– Прямо сейчас и выдвигайся. Чтоб еще до свету на месте быть. Там пережди, спрячься где-нибудь. Как стемнеет, идите с Робертом куда условлено – к дому нашего отца. Роберт дорогу знает.

– Будет сделано.

– Погоди, еще не все. – Гарриет обернулась к Чейзу Пирсу. – Чейз, принеси-ка… Ага, это самое.

Чейз шагнул к буфету и достал с полки нечто завернутое в тряпицу. Вещь была передана Гарриет, ее пальцы бестрепетно развязали уголки ткани – и при отблесках очага скупо, холодно заблестело пистолетное дуло.

– Держи, Хайрам, – сказала Гарриет. – Это для них, а в большей степени – для тебя. Понадобится, только если уж поздно будет, так вот чтоб тебе не совсем задаром пропасть.

* * *