Танцующий на воде

– Это до поры до времени.

– А по-моему, пользы не выйдет. Я хочу своих спасти, очень хочу. Но их столько, что мне не справиться. Они и сейчас все передо мной, вот в эту самую минуту. Глядят и ждут.

– Очень мне по нраву твоя речь, – произнесла Мозес.

Она улыбнулась лукаво, и от этой ее заговорщицкой улыбки мне почудилось – нет, я совершенно четко осознал, что втянут.

– Я ведь, – пустилась объяснять Мозес, – одна работаю. И вывожу людей тоже по одному, по двое, не больше. Время сама выбираю, на чутье на собственное полагаюсь. А нынче такое дело затеяли, такое дело, что мне помощник нужен, да не простой, а прыткий. Чтобы бегать умел не хуже, чем буквы писать. Говорят, ты сгодишься. Тебе равных нету – в Филадельфии-то уж точно.

– Чтобы сама Мозес и в моей помощи нуждалась? Не зря ведь вас так прозвали, правда? Речь о великой, о божественной силе идет.

– Божественной? – Мозес усмехнулась. – Не великовато ли словечко? Я вроде ничего особенного не делаю.

– Ну как же! О вас легенды слагают. Знаете какие? Мозес еще девочкой здоровенных быков укротила и поле на них вспахала, как взрослый мужчина. Мозес по-волчьему разговаривать умеет. Мозес тучи призывает, чтобы земля дождем напиталась. У Мозес под шалью стальные клинки становятся мягкими, как масло. А стоит Мозес на плетку взглянуть, та в пыль рассыпается прямо у надсмотрщика в руках.

Она рассмеялась:

– Вот, значит, что рассказывают про меня!

– И это далеко не все. Я и не такое слышал.

– А теперь меня послушай. Я о своей работе на каждом углу не болтаю. Дорога свободы не зря Тайной называется. Это не цирк, а я не Генри Ящик, трепло несчастное. Что до людей, так есть, и было, и будет – когда людям что-нибудь непонятно, они сочинять начинают. Один одно прибавит, другой другое. Глядишь, вот и сказка получилась. А сама я слухи не распускаю, нет. Не из таковских. Я вообще стараюсь поменьше рот раскрывать. Вызволила человека – пускай идет с Богом. Если ему чего причудилось – не моя вина. Ты вот прозванья мои помянул. А я только на одно имя откликаюсь – Гарриет.

– А Паромщица? Вам и это не по душе?

– Опять слово неверное, важное чересчур. Жуть от него берет. Ты вот скажи лучше: пойдешь со мной? Я в Каролину отправляюсь, а тебя мне посоветовали – дескать, пригодишься. Отвечай: готов работать? Или будешь время транжирить на расспросы: смогу – не смогу, есть сила – нету силы?

– Конечно, я готов. Когда уходим и за кем?

Лишь теперь я впервые расслышал в собственном голосе горячее желание работать под началом женщины, о которой ходят легенды. И тотчас сообразил, что снова лезу с вопросами.

– Прошу прощения, Гарриет. Когда назначите, тогда и сорвусь с места.

– Ступай в лагерь, на жонглеров погляди.

Она шагнула к своему валуну и добавила, отвернувшись от меня:

– Скоро тронемся, друг. Может, и седло тебе добудем заодно-то.

* * *

Назавтра меня разбудили шум и возня в непосредственной близости от нашей палатки. Я выделил голос Оты – выкрики, перемежаемые рыданиями. На них накладывались, успокаивали Оту, другие голоса – Рэймондов и еще несколько незнакомых. Наверно, я в тот же миг догадался о причине истерики – ведь Ота был не из тех, кто паникует, привлекает к себе внимание и требует утешения. Раз он так себя повел, значит, случилось нечто страшное. Я вскочил, вышел на воздух. Заря едва брезжила, но в двух слитых силуэтах я сразу угадал Оту и Рэймонда. Ота уткнулся брату в плечо и раскачивался, подвывая; казалось, разожми Рэймонд объятия – Ота рухнет, как мешок.

При моем появлении Рэймонд округлил глаза и качнул головой. Ота, вероятно почуяв нового человека, повернул ко мне лицо – мокрое от слез, искаженное – и прохрипел:

– Ты слышал, Хайрам? Слышал, что они сделали?

Я молчал.

– Хайрам, – заговорил Рэймонд, – мы тебе потом расскажем. Сейчас нужно… – Он снова покачал головой, как бы сам не веря в случившееся, и подхватил брата под локти. – Пойдем, Ота. Пойдем.

– Куда? Куда нам идти, Рэймонд? – простонал Ота. – Все кончено. Ничего мы не можем, ни на что теперь не способны. Ты разве сам не видишь? Лидию обратно везут, на Юг, на погибель. Микайя Блэнд мертв. Куда, спрашиваю, идти-то нам? То-то что некуда. Нет исходу, Рэймонд, нет исходу.

Ота втянул побольше воздуха и продолжал:

– Слыхал, Хайрам? – Лицо по-прежнему было искажено, только не болью, а гневом. – Слыхал, что они сделали? Они Микайю Блэнда убили! В цепи заковали, тресь по голове – и в речку.

Выпалив эти слова на одном выдохе, Ота разрыдался. Рэймонд и остальные схватили его, орущего, лягающегося, чтобы увести прочь от палатки. Удалось не сразу – энергия сопротивления была необъяснима с точки зрения расстановки сил. Наконец Рэймонд одержал верх, и Оту практически понесли, взявши за руки и за ноги, а он выкрикивал:

– Нет, ты слыхал? Микайя Блэнд в реке утонул! Что нам делать теперь? Что нам делать?