Танцующий на воде

– Конечно. Бедный Ота! Но я же знаю, как ты к Микайе Блэнду относился. – Кессия совсем по-матерински сжала мою руку.

– Я его считал единственной связью с Локлессом. Не подумай: я не по усадьбе тоскую, а по людям. А Микайя… он словно ждал, пока мы с тобой встретимся, в смысле, не давался судьбе. Чтобы мне без ниточки связующей не остаться.

– Похоже на то, Хайрам, – согласилась Кессия. – Верно, ангел-хранитель у тебя заботливый.

Она улыбнулась, да так, что тепло мне в душу волнами хлынуло. Подумать только: лишь три дня назад я встретил Кессию, а уж готов ее сестрой назвать – старшей сестрой, которой никогда не имел и не догадывался, до какой степени в ней нуждаюсь. Отсутствие чего-то важного, хоть и не осознаваемого, – оно душу дырявит. Так со свищом и живешь. Кессия, появившись в моей судьбе, устранила этот сквозняк – один из многих.

– Какая ты славная, Кессия! Надеюсь, скоро свидимся. Выпадет минутка – черкни мне пару слов, договорились?

– Я бы с удовольствием, да вот письма писать не мастерица. Не так хорошо обучена, как некоторые! – Она чуть усмехнулась. – Мне оно и не особо надо, писание, – я ведь полевой агент. А до Филадельфии мы вместе поедем. И Гарриет с нами. Из-за Микайи Блэнда. Обстоятельства изменились потому что.

Мы снова обнялись. Я подхватил чемодан Кессии, отнес в фургон, пристроил понадежнее. Оглянулся. Рэймонд, Ота и Гарриет прощались с Корриной. Там же были Эми и Хокинс. Объятия, рукопожатия, слова поддержки в адрес Оты… Прежде я не замечал у наших такой эмоциональности; впрочем, на моей памяти Тайная дорога не теряла своих лучших агентов. Что касается Коррины, ее было почти не узнать. Она сбросила маску, предназначенную для ношения в Виргинии, предстала в новом облике: волосы распущены по плечам, платье цвета слоновой кости без каких-либо рюшечек, кружавчиков и прочих финтифлюшек, на лице ни следа пудры и румян. Хокинс отвлекся, увидел меня и в меру своих способностей изобразил лицом нечто похожее на сострадание.

Наш маленький караван состоял из трех фургонов. В первом ехали Рэймонд, Ота и я. Во втором Коррина, Хокинс и Эми, в третьем Гарриет и Кессия, а на козлах сидел молодой парень, преданный Гарриет до самозабвения за то, что она его переправила из неволи. На ночь мы остановились в придорожной гостинице, в часе пути от острова Манхэттен. Увы, сон не принес отдохновения. Едва закрыв глаза, я вновь очутился в Гус-реке; я барахтался, бился со стихией, а когда вынырнул – увидел пузанчика Мэя. Нет, решил я во сне, теперь я знаю про свой дар, теперь все будет иначе – вон же и синее свеченье появилось, и сгущается. На сей раз Мэй останется в живых. И я протянул к нему руки, но лишь для того, чтобы увидеть: это не Мэй, это Микайя Блэнд.

Страшная мысль заставила меня резко сесть в постели. Это ведь я выправлял пропуска, я подделывал письма. Я напортачил, чем и приговорил Микайю Блэнда. Вспомнились Симпсон, Мак-Кирнан, Чалмерс и все события той ночи, и все прежние документы, подделанные мною. Ну конечно! Излишняя старательность – вот чем грешат домашние агенты; совершенство исполнения – вот на чем прокалываются агенты полевые. Пропуск, написанный с художественной безупречностью, вызывает подозрения. Стало быть, в смерти Микайи Блэнда повинен я.

Я убил Блэнда и чуть не погубил Софию. Скорее всего, и маму продали из-за меня – потому-то я ее и не помню. Грудь сдавило как обручем. Воздуха не хватало. Я кое-как оделся и поспешил, натыкаясь впотьмах на углы, прочь из комнаты. Лишь на крыльце мне полегчало. Я долго сидел, все не мог надышаться. Когда легкие достаточно напитались кислородом, я сообразил: при гостинице есть садик. И ночь пока не вступила в свои права. Еще вечер – поздний вечер. Я шагнул с крыльца, ступил на дорожку. Скоро я стал различать голоса, еще через несколько секунд понял: они не чужие. Действительно, дорожка вывела меня к беседке, где кружком сидели, куря сигары, Коррина, Эми и Хокинс. Я тоже сел. Коррина, особенно бледная при лунном свете, затянулась, выпустила длинную струйку дыма. Разговор, прерванный моим появлением, не спешил возобновляться. Довольно долго слышалась только обычная ночная музыка – стрекот сверчков и прочих существ. Наконец Коррина решила, что пора озвучить общую мысль.

– Таких, как Микайя Блэнд, больше нет, – заговорила Коррина. – Я его хорошо знала. Я была к нему сильно привязана. Повторяю: второго такого не сыщешь. Он меня, что называется, «открыл». Точнее, спас. Еще много лет назад. Явил мне мир, о существовании которого я и не подозревала. Теперь, когда он погиб, я не буду прежней.

При общем молчании огоньки зажженных сигар бликовали на лицах, намечая скулы, надбровья, заставляя блестеть глазные белки. Не в силах терпеть угрызений совести, я выпалил:

– Меня он тоже спас. От Райландовых ищеек. И от глупости. Ведь чего только я себе про пресловутое болото не воображал. А он – Микайя – всю эту чушь из головы моей выбил. И благодаря ему я к чтению приобщился. Теперь вот долг никогда не отдам – некому отдавать.