Таксидермист

Улицы были увешаны радужными флагами. Праздник.

На пустом бывшем Старом рынке, теперь площади Че, все так же стояло уродливое изваяние, прозванное «гильотиной». Норман немного посидел на краю старого колодца, куря сигарету. Как и положено в Зоне – спрятав в ладони и затягиваясь украдкой, хотя нигде не было ни единой живой души. Холодный ветер гнал по пустым улицам бумажки.

Поднявшись и волоча на колесиках огромную, растянутую до предела сумку, он пошел в собор.

Следовало проверить, не предполагается ли сегодня какое-нибудь христианское событие, поскольку это означало, что мама обязательно захочет туда пойти, а ключей у Нормана не было. Прочитав прибитый к дверям храма график, он узнал, что в Центре духовной культуры ближайшее посвященное христианской традиции мероприятие состоится только в будущую субботу, шестого мая, и это будет лекция о роли женщин в современных христианских общинах, а также мистерия в исполнении духовно-культурного ансамбля «Мульти-Культи» под названием «Традиционная так называемая Предпасхальная литургия». В ближайшие дни должно было состояться лишь чтение «Песни о смерти Али», День Гайи и «Танцы в кругу для женщин», «Ведические барабаны и транс», а также «Шра Башвашвара», что бы это ни значило.

На площадь за его спиной въехали три грузовика и два угловатых фургона цвета свинца, украшенных красным лабрисом[18] на дверцах.

Норман взялся за ручки сумки и потащил ее за собой, стараясь не таращиться вокруг и идти как можно спокойнее. Группа спрыгнувших с грузовиков людей начала снимать с кузовов охапки транспарантов и разворачивать их, опирая о трубки установленной у «гильотины» трибуны. Слышались разговоры и возгласы по-польски, по-французски и, кажется, по-итальянски, грохот отодвигаемых дверец фургонов и топот тяжелых ботинок. Вокруг площади расставляли патрули.

Норман свернул в первую попавшуюся улочку, чувствуя, как огонек сигареты жжет ладонь, и лишь за углом выбросил окурок в канал. Послышались крики и пение. К площади сходились группки молодежи. Длинные волосы у парней, короткие стрижки или бритые макушки у девушек. Повязки, платки и банданы цветов радуги. Пацифики и лабрисы. В группе из полутора десятков человек выделялась танцующая девушка в белом платье, с цветком каллы за ухом и погребальным венком на шее.

Норман отскочил в переулок, чтобы их пропустить. Он понятия не имел, что все это значит, но и выяснять ему не хотелось.

Молодежь остановилась в тесной улочке между уцелевшими старыми каменными домами и начала что-то скандировать прямо напротив того места, где стоял Норман. Он вошел вглубь подворотни, прислонившись к запертой двери. Слов не понимал – все перекрикивали друг друга.

Норман терпеливо ждал. Новичок попытался бы пройти через подобную группу – мол, «что эти говнюки могут мне сделать, и вообще я ни к кому не цепляюсь». Нет, дружок. Цепляешься ты к кому-то или нет, зависит исключительно от его субъективной оценки. А их было человек пятнадцать. Если даже сумеешь справиться с пятнадцатью противниками, шум в любом случае привлечет «мусоров». И тогда ты, к своему разочарованию, узнаешь, что они отнюдь не прибыли тебе на помощь.

Внезапно кто-то начал петь. Остальные тотчас же подхватили, скандируя хриплым хором. Они явно драли так глотки уже пару часов.

– Помоги мне, доктор, этой жабой разродиться! Невтерпеж мне, доктор, снова петь и веселиться! Ум-па-па! Ум-па-па!

«Спасибо», – спокойно подумал Норман. Именно это Швейк называл «идиотизмом в квадрате». Похоже, они окончательно свихнулись.

Послышался жестяной грохот – молодежь скакала по кузову какого-то нечастного ветерана дорог. На мостовую со звоном посыпалось стекло, завыла старомодная сигнализация.

Наконец они двинулись дальше, продолжая упрямо орать идиотский куплет. Со стороны площади раздалось точно такое же пение, и обе группы взорвались бешеным энтузиазмом. Норман поднял сумку и пошел в свою сторону.

Двумя улицами дальше его путь пересекла очередная группка. Он спокойно дождался, пока они пройдут. Эти, к счастью, не пели про доктора, что он воспринял с немалым облегчением, поскольку ему казалось, будто кретинская мелодия оставила синяки на мозге. Откуда тут столько фанатиков? В городе никогда не было много молодежи, и уж тем более толп активистов. Силу Зоны составляли старшие поколения. Они желали, чтобы кто-то дал им работу, все за них устроил и решил, а взамен им хотелось иметь служебные квартиры, спокойствие, врача и зарплату, которой хватит на бутылку картофельной водки, хлеб и сало. На остальное им было наплевать. Откуда же вдруг этот восторженный рев?

– Росток, Лион! Наш теперь он!

Что это могло означать?