Таксидермист

– Grazie[15].– Мужчина сделал под маской большой глоток и вернул бутылку. – У тебя будут все, кого только пожелаешь, но ты никогда не утолишь жажду. Это желание вечно как огонь в чреслах. И ни одна уже не поможет. Даже на мгновение. Никогда. Огонь никогда не гаснет. Это еще хуже, чем то, что довелось испытать Танталу.

Вацек пристально посмотрел на итальянца и уклончиво ответил:

– Не жалуюсь. А ты хорошо говоришь по-польски.

– Я путешествовал, – улыбнулся тот под маской. – Но только теперь, у себя дома, встретил брата. Повеселимся! – внезапно воскликнул он, воздевая к небу руки. – Карнавал заканчивается! Наступает пост!

Он протянул руку:

– Джованни Джакомо Казанова де Сенгальт. Военный инженер.

Вацек ответил на его рукопожатие. Придумал же. Не слишком оригинально.

Загрохотали фейерверки. Он повернулся, одарив сумасшедшего незнакомца доброжелательной улыбкой, и смешался с толпой, решив хотя бы немного потанцевать, а потом отыскать свою серую мышку, которая наверняка всхлипывала в одиночестве где-нибудь под кампаниллой.

Он танцевал с незнакомыми женщинами, то и дело их меняя: брюнетками и блондинками, коренастыми и длинноногими. Все охотно к нему ластились, делились вином и перебирали пальцами волосы. А потом выбрался из плотной толпы, чтобы передохнуть, – и остолбенел.

На стене, окружавшей единственное на площади дерево, танцевала стройная брюнетка, удивительно похожая на Каролину – в точно таких же джинсах, но с распущенными волосами и расстегнутой шелковой блузке, под которой виднелись обнаженные груди. Это не могла быть Каролина.

Девушка, ритмично покачивая бедрами, обливалась шампанским. Вацек стоял с раскрытым ртом, чувствуя, будто превращается в камень. Это в самом деле была Каролина.

Без очков и заколки для волос, без куртки и в расстегнутой блузке. Его серая мышка, которая должна была обеспечить ему приличную, нормальную семью и дом. Его дом.

Ее заслонил мужчина в треугольной шляпе, и Вацек ошеломленно увидел, как тот пьет пенящееся вино, стекающее с тела его жены. Каролина обняла итальянца за шею и привлекла к себе, а потом соскочила со стены, обхватив его в поясе ногами.

На мгновение их разделила толпа.

– Брат! – крикнул мужчина в черном, представившийся как Джованни. – Брат мой! Любую можно поиметь!

Его рука оплетала талию Каролины, а Вацек не мог произнести ни слова.

Итальянец отпустил Каролину, с силой ухватил Вацека за голову и внезапно поцеловал в губы. Вацек вытаращил глаза, издал возмущенное «м-м-мпф!» и попытался оттолкнуть Джованни, но тщетно.

Вместе с кисло пахнущим поцелуем на него обрушились тысячи воспоминаний. Тысячи смуглых обнаженных женских тел, извивающихся во тьме среди дамаста и шероховатых кружев. Тысячи. Одна за другой. Потная, гладкая, исходящая похотью женская толпа. Влажные переулки Венеции. Тесная и темная Пьомба – воняющая каналом и плесенью нора под раскаленной свинцовой крышей Дворца дожей, где из-за стены доносились пронзительные вопли пытаемых.

Итальянец наконец его отпустил. Вацек пошатнулся на мокрой брусчатке и оперся спиной об окованную решетку дождевого колодца. Джованни внезапно взялся рукой за свое лицо.

– У тебя нет маски, – сказал он. – Что за карнавал без маски? Тебе она тоже нужна. – Он потянул за свою, которая начала отрываться с отвратительным треском, будто он сдирал ее вместе с кожей. – Prego[16].

Внутренность маски была влажной и горячей. Очень горячей. От нее жгло как огнем. Вацек вскрикнул и попытался ее снять, но почувствовал, будто та приросла к лицу. Он взглянул на Джованни и пронзительно закричал, увидев свое собственное отражение. Лишь глаза оставались странно, неправдоподобно старыми. Двойник, все еще обнимая одной рукой Каролину, снял с головы треугольную шляпу.

– A rivederci[17], брат. Теперь это твое королевство.

Толпа внезапно куда-то исчезла. Вацек остался на пустой площади, все еще пытаясь содрать маску, и смотрел на двух молодых людей, себя и Каролину, которые, обнявшись, уверенно шли в сторону моста Риальто, останавливаясь лишь затем, чтобы поцеловаться.

Он услышал звон колоколов Сан-Франческо делла Винья, которые отбивали полночь, объявляя о конце карнавала.

Начинался пост.

Время покаяния.

Таксидермист

– Сам себе не верю, – пробормотал Игорь, изо всех сил вглядываясь в туман и морось.

Он и в самом деле выглядел на извивавшейся через лес ухабистой дороге столь же неуместно, как и его «Шкода-Фабия-Комби». Ее миром был асфальт городских улиц, в крайнем случае автострады, перекрестки и бензозаправки, а не усыпанная гравием колея и пересекающие дорогу корни сосен, похожие на одеревеневших змей. Бизнес-центры, рестораны, неон реклам. Игорь умел выживать в городских джунглях, избегая стоящих в подворотнях коренастых подростков в спортивных костюмах или подавляя в зародыше любой скандал, который мог бы возникнуть на каком-нибудь собрании правления или в офисных коридорах. Теперь же он продирался сквозь глушь, а в багажнике покоился завернутый в толстую термопленку труп.