Очередной перекресток, очередное calle. Грохочущее из какого-то магнитофона техно. На грани видимости в клубах тумана стояла женщина в кринолине и белой маске, закрывавшей глаза и одну щеку; вокруг головы маска превращалась в большой полумесяц, раскрашенный красными и черными треугольниками.
Вацек позвал ее по-английски, но незнакомка повернулась, взмахнув кружевами, и скрылась в туманных испарениях. Остались лишь переулки между бурыми стенами, закрытые витрины магазинов и мокрая брусчатка под ногами. И еще эхо смеха и криков, мечущееся по каменно-водному лабиринту.
Вацек был вне себя от злости. Он не относился к числу тех, кто легко теряется, а принадлежал к числу тех, кто всегда побеждает. У него были серебристый БМВ, руководящий пост и молодая жена, и он умел зарабатывать. Он не мог заблудиться в этой низкопробной гребаной Венеции, будто какой-то неудачник, ведь никого не презирал так, как людей, у которых что-то не получается.
Он оказался на неправильной формы площади, достаточно большой для Венеции. Здесь играл старомодный оркестр, бил барабан, развлекалась довольно многочисленная толпа – все в исторических костюмах: женщины в кружевных кринолинах, мужчины в белых париках с локонами, черных бархатных плащах и треугольных шляпах. И, естественно, всё те же проклятые жуткие маски. Вацек решительно шагнул в толпу, намереваясь спросить у кого-нибудь дорогу. Танцующие толкали его, кто-то в белой маске с похожим на клюв цапли носом вручил ему бутылку сладкого красного вина. Он выпил.
Спиной к нему стояла девушка, ее перевязанные бархатной лентой волосы черной рекой падали на плечи. Он надеялся, что она хотя бы немного знает английский. Ну почему эти чертовы макаронники не учат языки?!
– Простите, в какую сторону к мосту Риальто? Пьяцца ди Сан-Марко?
Она повернулась к нему, и он увидел карие глаза в вырезах черного бархата, полные коралловые губы. Взяв у него бутылку, она сделала большой глоток, а потом ласково обняла Вацека за шею и поманила пальцем. Он пошел за девушкой, проталкиваясь сквозь скачущую и извивающуюся толпу. В лицо ему ударила фотовспышка какого-то японца.
Девушка вела его вовсе не к мосту, а в подворотню – мрачную, пахнущую плесенью, горелым оливковым маслом и чесноком. Опершись о стену, незнакомка одним рывком растянула шнуровку корсета и с шорохом задрала кринолиновую юбку, после чего привлекла Вацека к себе. Он почувствовал ее сладкие от вина холодные губы и шершавое прикосновение бархата над ними.
Она не произнесла ни слова, лишь один раз прошептала: «Caro mio». На площади с оглушительным грохотом взорвались фейерверки.
То был второй подобный номер, который ему удалось выкинуть с тех пор, как они приехали с Каролиной в Италию. Первый раз – в отеле, сразу же после приезда, когда он спустился вечером в бар, буквально на часок. Жена чувствовала себя усталой с дороги и пошла спать. Хватило десяти минут разговора с какой-то немкой и краткого визита в ее номер на третьем этаже. Он обожал такие вещи.
Две ходки налево во время свадебного путешествия – это воистину нечто! Он даже на мгновение ощутил нечто вроде угрызений совести, что с ним бывало редко. Что ж, когда мир полон течных сук и не умеющих этим пользоваться слезливых неудачников, жаль, если оно пропадет впустую. Может, через месяц после свадьбы это и в самом деле чересчур, но, с другой стороны, предназначение жены заключалось в том, чтобы обеспечить дом и семью. Она должна быть чистой и скромной, а для забавы служили шлюхи вроде этой. Нельзя же себе отказывать во всем. Если каждый день превращаешься в идеальную машину для зарабатывания денег, почему бы иногда немного не развлечься?
Вернувшись на площадь, он нашел свою бутылку на краю старого колодца. Девушка вышла следом за ним и тотчас же смешалась с толпой. Дорогу к Риальто он так и не узнал, но, по крайней мере, у Вацека поднялось настроение. Каролина все равно уже наверняка вернулась на Сан-Марко. Он решил допить вино, потанцевать, а потом снова спросить дорогу.
Возможно, с подобным же результатом.
– Браво! – крикнул стоявший прямо перед ним мужчина в черном и зааплодировал. – Чувствуется дух карнавала, – он говорил по-польски, но с заметным певучим акцентом. На нем были черный плащ-табарро, треугольная шляпа и угловатая белая маска, расширявшаяся надо ртом, будто лемех плуга. Лишь глаза в отверстиях казались странно, неправдоподобно старыми. – Любую можно поиметь. – Мужчина широким жестом обвел танцующую толпу, даже арлекина на ходулях, изрыгавшего струю оранжевого огня. Рядом жонглировала факелами босая кудрявая девушка в цыганской одежде. – Любую здесь и любую везде. Любую.
Вацеку ничего не оставалось, как широко улыбнуться и предложить незнакомцу бутылку. Ему это понравилось. Он сам всегда так говорил. Тот протянул руку к вину.