Таксидермист

Петр увидел ее, когда они уже собирались высаживаться на окруженной заграждениями и бронеавтомобилями МСПП импровизированной станции, огороженной сеткой и выложенной бетонными плитами. Это было похоже на внезапную вспышку, на откровение – будто он знал эту девушку уже давно.

Она не была красавицей. По крайней мере, не в том смысле.

Зато она была полностью идеальной. Когда Седлярский ее увидел, ему показалось, будто сейчас у него от восторга разорвется сердце. В ее фигуре и чертах лица имелось нечто, подходившее к его эталону женщины как ключ к замку. Он понимал, что стоит с раскрытым ртом, таращась будто теленок, но ничего не мог с собой поделать. Кто-то толкнул его, и чары рассеялись.

Он двинулся по узкому коридору из увенчанных колючей проволокой заборов, стараясь не потерять ее из виду.

Толпа втиснулась в коридор и превратилась в медленно движущуюся очередь, исчезавшую где-то у входа в здание аэропорта, над которым возвышалась огромная плоская масса корабля. Остальные три неподвижно и бесшумно парили в небе, ожидая отлета или загрузки, похожие на летающие острова из блестящего обсидиана или огромные черные линзы.

В воздухе висела тяжелая, дрожащая от жары тишина. Там, где появлялись корабли Иных, исчезали птицы. Никто не мог избавиться от чаек, галок и соек в окрестностях аэропорта, а теперь они полностью пропали. Все до единой. Смолкли даже сверчки и мухи.

«Я найду тебя», – подумал Петр, глядя на ее стройную спину и заплетенные в конский хвост волосы.

* * *

Впускали по десять человек, после чего следовал перерыв в несколько минут. За эти минуты требовалось раздеться догола и лечь в саркофаг, поместив багаж и одежду в специальный отсек. Контейнер закрывался и усыплял тебя – нежно, будто колыбельная прабабушки. Когда ты просыпался, все было уже кончено. Новый мир, Новая Земля, новое небо и новое, стабильное Солнце.

Все происходило автоматически. Никаких ремней, стаканчиков сока и еды на подносах. Но зато и никакого тромбоза, тошноты и недомогания из-за сбоя биоритмов. Саркофаг, глубокий смертный сон в анабиозе – и добро пожаловать на Новую Землю.

За сеткой, высоким забором из тонких сварных прутьев, расположились бетонные заграждения, за ними бронеавтомобили и патрули МСПП, потом еще один забор из колючей, похожей на растянутую ДНК, спирали, и толпа – даже не такая уж и большая. Те, кто хотел попрощаться, стояли ближе ко входу, где можно было хотя бы протянуть руку через проволоку. Здесь же стояли чокнутые.

Кто-то мог решить, что ничего не потерял по другую сторону Вселенной, и остаться. Это Седлярский понимал. Кто-то мог не верить, что Солнце взорвется, или считать, что бархатный тоталитаризм, по крайней мере, дает иллюзию безопасности. Пусть.

Но кому могло захотеться приезжать сюда день за днем по жаре, чтобы грозить кулаками, махать транспарантами, ругаться, выкрикивать какие-то глупости и швыряться камнями?

Кому хотелось прыгать на крыше микроавтобуса, размахивая приклеенной к фанере репродукцией иконы Ченстоховской Богоматери, над надписью на стекле: «Иисус остается на Земле»?

Петру куда больше понравился транспарант: «В космосе никто не услышит твоего крика».

Ну и ладно.

На Земле его тоже никто не слышал.

Чем ближе оставалось до входа, тем больше нервничали люди. То и дело кто-то поглядывал на Солнце, заслонив глаза, будто ожидал, что оно вдруг разольется на полнеба и испепелит все вокруг, прежде чем удастся подняться на борт.

Десять минут и пять минут ожидания.

По крайней мере пять.

У дверей аэропорта стояли незнакомые солдаты – потные блондины с красными лицами, в форме с угловатым ярко-зеленым камуфляжем.

Они отсчитывали по десять человек и впускали их внутрь.

Перерыв.

Не было никакого смысла пытаться что-то изменить, комбинировать или заговаривать с солдатами. Они не знали языка. И вообще были неподкупны.

Скандинавы.

Седлярского это вполне устраивало. МСПП делали свою работу. Они не понимали ни транспарантов, ни выкриков. Если они отгоняли толпу от ограждений, можно было сколько угодно скандировать «гестапо». Они не знали, что это означает, и вопли их нисколько не волновали. Их заботили только жара, заграждения и то, что они отвечают за безопасность эмигрантов. Они охраняли аэропорт. И всё.

Профессионалы.

Ему стало интересно, откуда они, и он сумел разглядеть золотисто-голубую эмблему с тремя коронами.

Шведы.

Очередная десятка, отсчитанная хлопками по плечу, шипение дверей.

Петр высмотрел свою девушку – она вошла с предыдущей группой. Ничего поделать было нельзя.

В любом случае у них оставался шанс оказаться в одном и том же месте.

Он ждал.

И вдруг заметил, что сам поглядывает на небо. Даже не потому, что оно могло взорваться, но потому, что это могло быть в последний раз. Еще мгновение – и Солнце, которое он снова увидит, будет уже совершенно другой звездой, сияющей по другую сторону Вселенной.

Цинек сломался именно в этот момент.

Когда Седлярский внезапно встретил его в городе, сердце замерло у него в груди – Цинек должен был уже находиться по другую сторону космоса, развлекаясь на девственном пляже с бутылкой рома и сигарой.