Таксидермист

Синий Паспорт – по сути, единственное, что могло иметь хоть какую-то ценность. Он не требовался, чтобы добраться до аэропорта и сесть на корабль. Иные принимали каждого. Они назначили даты эвакуации, но высылали их по электронной почте всем желающим. Суть заключалась в том, чтобы в аэропортах не собирались толпы. Синий Паспорт являлся изобретением Этой Страны, гарантией неприкосновенности для эмигранта. Его нельзя было арестовать или задержать. У него имелась дата отлета. Имелся Синий Паспорт. И потому ему нельзя было ни в чем препятствовать. Это явно было частью Договора. Если кто-то и в самом деле перестарался, например, избил полицейского, закурил, надел шляпу или шел по улице после двух кружек пива, его задерживали, но сразу же после этого с помпой отвозили в указанный аэропорт.

Петр радовался, что у него есть этот документ, поскольку травля эмигрантов в прессе превзошла все человеческое понимание. Было даже посчитано, что каждый отъезжающий обкрадывает государство в среднем на полмиллиона евро, которые он выплачивал бы до конца жизни в Систему Общественного Благосостояния.

Демократическая партия равенства называла отъезжающих антиобщественными фашистами, которые по прибытии на место все равно перебьют друг друга из легкодоступного оружия и вымрут за пару лет из-за возвращения к нездоровому образу жизни. Она предвещала насилие, неравенство, дикий капитализм, религиозные предрассудки, одичание, расизм и сексуальные домогательства.

Народно-христианский блок сравнивал последствия эмиграции с геноцидом и истреблением нации, призывая к патриотизму и не скрывая того факта, что под чужим небом не будет спасения души. Эмиграцию он объявил равнозначной анафеме и измене, предвещая анархию, проституцию, порнографию и дикий капитализм.

Все это не имело для Петра никакого значения, ибо тот мир ему снился. Насколько он мог понять, всем решившимся эмигрантам снилось то же самое. Он уже несколько месяцев видел искрящиеся зеленью леса, парил над горами, любовался изумрудными морями и пустыми, готовыми к заселению безлюдными городами, в которых здания, проспекты и тротуары покрывала блестящая прозрачная пленка. Новый мир в нетронутой упаковке. Города выглядели вре́менными, но вполне комфортными.

Просыпаясь, он в первую очередь проверял, светит ли еще Солнце, а потом – при нем ли еще его Синий Паспорт.

Его прощальная песня.

Farewell Blues.

Он добавил к содержимому рюкзака разнообразные официальные документы, упакованные в кожаную папку, в которой Рысек передал ему паспорт, и вынул из щели проигрывателя мини-диск, на который записал четыре часа публицистики – новостей, актуальных программ, дискуссий.

Оккупировавшие столы в студиях, скользкие, пластиковые типчики, наподобие Рысека. Разъевшиеся на демократии паразиты. Целая неприкасаемая каста лощеных полугангстеров. Никто из них в жизни не сделал ничего полезного, ни в чем не разбирался, их никак не касались неудобства, которыми они щедро одаривали других. У них имелись деньги, они без проблем обзаводились охраной и разрешениями на оружие, ездили с такой скоростью, с какой им хотелось, ели, пили и курили, что душа пожелает. Они остерегались только папарацци. Никакие другие замысловатые процедуры не могли их затронуть. Именно такие люди являлись основой системы, и та была им полностью послушна. У них имелись свои уставы, иммунитеты и привилегии.

«Прощайте, скоты».

Если они хотя бы попытаются возродиться там, на Новой Земле, их ждет разъяренная толпа и сухая ветка с переброшенной через нее веревкой. А он, Седлярский, будет стоять во главе этой толпы с факелом в руках.

«Прощайте».

* * *

Петр знал, что когда-нибудь на него нахлынет ностальгия, и он начнет тосковать по знакомым камням, по могилам предков, по утесам Дувра, по побережью в Дубках, по Мазурским озерам. Даже – почему бы и нет – по Гевонту, Вавелю и Двору Артуса. Может, по чешской Праге. И уж наверняка он будет скучать по Этой Стране. Тогда он откроет свой рюкзак и достанет его содержимое, свои лекарства от ностальгии. Не спеша, одну вещь за другой.

Воспоминания.

То, что вы любите.

Так, как советовали младенцы.

Он закрыл рюкзак и надел свежекупленную одежду. Одни облачались в лучшие костюмы, будто в гроб, другие одевались как в отпуск – шлепанцы, шорты, гавайские рубашки. Все знали, что по ту сторону их ждут странные автоматизированные склады, выдающие даром все, что только пожелаешь. Экономисты хватались за голову, политики часами объясняли, что такого не может быть. Вот только Петр их видел и знал, как они будут работать.

Видел во сне.

Седлярский надел тяжелые ботинки, холщовые штаны и песочного цвета рубашку. Прочная удобная одежда, способная выдержать месяцы среди неизведанных дебрей Новой Земли. Там, куда он отправится искать золото, возить товары на грузовике, прокладывать дороги и возводить поселения.