Таксидермист

Он начал замечать запреты – не сразу, поскольку они были сформулированы хитрее и изящнее, чем в Этой Стране. То, что в Польше называлось «безоговорочным запретом курения табака», там было следствием множества законов, составлявших «Fire Safety Act»[12]. Речь шла о правилах противопожарной охраны, сформулированных так, будто всю Британию построили из смолистых брусьев и папиросной бумаги. В каждой квартире появился датчик. Самая легкая струйка дыма, даже от кадильницы или задутой свечки, вызывала тревогу. Если такое случалось, дешевле было поджечь собственный дом, чем платить пожарным за ложный вызов.

Петр не имел ничего против камер на улицах, пока не сообразил, что напасть на человека с тем же успехом можно там, где камеры ничего не видят. А потом ему прислали штраф на две с половиной тысячи фунтов. Сперва он понятия не имел, в чем дело, поскольку из мэрии пришло довольно-таки загадочное письмо. Он считал, что это какая-то ошибка. Оказалось, что благодаря «Civil Safety Act»[13] система не ошибается. Это было в тот день, когда, идя на работу, он встретил на Пайнвуд-стрит своего почтальона. Стояло прекрасное утро, вокруг тянулись ряды очень английских опрятных таунхаусов из коричневого кирпича, а почтальон дружелюбно улыбался. Все выглядело будто в каком-то изящном классическом романе. Почтальон без каких-либо церемоний отдал адресованные Петру письма, сердечно его поприветствовал и попрощался. Седлярский просмотрел конверты, но обнаружил только рекламу, которую аккуратно выбросил в стоявшую на остановке урну.

– Вы должны были вернуться домой и выбросить письма в собственный платный мешок, сэр, – объяснили в мэрии. – Городские урны служат для выбрасывания мелких отбросов, а не вашего личного мусора. Кроме того, вы нарушили правила раздельного сбора отходов.

Об этом они узнали благодаря уличным камерам. Его вычислили за четыре дня в стране, в которой он жил уже полгода и где нет удостоверений личности. «Медвежонок Паддингтон» внезапно превратился в «1984 год».

А потом кого-то в парке зарезали скинхеды, после чего власти сразу же запретили носить любые ножи, даже швейцарские, размером с брелок. Британцам, в том числе новоиспеченному валлийцу Седлярскому, дали две недели на то, чтобы сдать в полицию все потенциально убийственное железо.

Чуть позже запретили носить головные уборы, закрывающие лицо, в том числе шляпы, капюшоны и кепки с козырьком. О балаклавах не могло быть и речи, даже когда наступили морозы. Речь шла об удобстве камер.

Затем издали «Health Act», запретив использование соли в ресторанах и ограничив ее продажу. Обложили акцизом мясо и мясопродукты, все жиры, а также сладости. Напитки оклеили предупреждающими надписями.

Следующим появился закон об антиобщественном поведении. С этого момента новые запреты уже не требовались. Их формулировал суд по собственному разумению для каждого гражданина, который хоть в чем-то провинился. Превысивший скорость получал запрет на вождение автомобиля, способного развить скорость выше пятидесяти миль в час. Если его ловили за рулем «порше», он получал три года. Все началось с какой-то местной банды. Парни буянили в торговых центрах и носили в качестве опознавательного знака желтые перчатки для гольфа. В итоге им запретили носить какие бы то ни было перчатки и приближаться к торговым центрам ближе чем на шестьдесят ярдов.

Что ж, прекрасно.

С этого момента каждому могли запретить делать что угодно.

В конце концов Петр не выдержал и вернулся в Польшу.

Дело было даже не в запретах – с этим он наверняка как-нибудь справился бы. Он просто был не в состоянии жить в стране, в которой нет ничего дикого. Вся Британия выглядела ухоженной, чистой, разделенной заборами с проложенными между ними дорожками. Никаких медвежьих углов. Никаких чащ, иззубренных утесов и глухомани.

Он нашел какой-то лес в Уэльсе, напоминавший городской парк. Прямые как стрела асфальтированные дорожки, сметенные в кучи листья, мусорные урны и фонари с питанием от солнечных батарей. И этого никак не могла вынести его душа.

Душа первопроходца. Всю жизнь он пытался отыскать девственную местность и построить в ней с нуля нечто совершенное. Теперь ему это запрещали, отбирали им построенное и возводили заборы из сетки, постоянно напоминая о существовании определенных процедур, которые следует исполнять. Когда-то такие, как он, отправлялись по морю на поиски Новых Земель. Теперь плыть было уже некуда, но Колумбы, Писарро и Ливингстоны продолжали рождаться – дикие, со сверкающим взглядом безумцев, устремленным за горизонт. Они десятилетиями метались, будто летучая мышь в спальне, ударяясь о стены и таблички с запретами, пока не оказывались в тюрьме или психушке.

Стоило Петру вернуться, как и на его родине начали устанавливать камеры, а чуть позже он услышал, что «Польша не может оставаться последней страной в Европе, где еще не введен закон об антиобщественном поведении». Соль уже полгода все носили с собой, а покупали на рынках у русских.