Таксидермист

Рулевой не раз бывал в обществе Рейнхардта во всевозможных заведениях от Марселя до Данцига и прекрасно знал, что означает эта улыбка. Схватив офицера за плечо, он обездвижил его руку.

– Сядьте, господин старший помощник, – сказал он, отгораживая его от Висманна.

– Я запрещаю вам всплывать, – заявил Висманн. – Проложите курс до этого места. – Он протянул Рейнхардту листок с закодированными координатами, которые можно было найти лишь на картах командования подводного флота.

* * *

– Во-первых, взрыв был только один, – говорил Рейнхардт, почти не открывая рта. Опершись о карты на планшетном столе, он сосредоточенно передвигал линейку. – Не было серии бомб – только одиночный взрыв, после которого корабль водоизмещением в десять тысяч тонн затонул за пять минут.

– Подчеркиваю: корабль, идущий под шведским флагом, – сказал второй помощник, грызя яблоко.

– Флаг ни при чем. Старик объявил тревогу, и мы сразу ушли под воду. А «Оксфольт» молчал. Но ведь там была целая выставка достижений противовоздушной обороны! Дальний горизонт наблюдения, радиолокаторы, пеленгаторы – и они не заметили самолет? Не было радиолокационного пеленга, не было слышно шума двигателя, никакой стрельбы. А полминуты спустя – попадание. К тому же я смотрел на наших гостей. Никакой паники. Экстренное погружение в тот момент, когда они поднимаются на борт – и «вы мне на ногу наступили»? А корабль тонул всего несколько минут. Так уходят на дно только эсминцы. И то, если идут на полных парах и получают торпеду в нос. Но не стоящий в дрейфе транспортник. Ведь это, по сути, ванна.

– И что вы предполагаете?

– Что «Оксфольт» взорвали.

Он нашел вторую координату и поставил маленький карандашный крестик, затем проложил курс.

– Куда идем?

– В никуда. Двести миль к северу от Исландии. В место, где нет абсолютно ничего.

– Вам следует подать рапорт. В любом случае, Дениц не питает любви к абверу.

Рейнхардт прикусил чубук пустой трубки и покачал головой.

– Старик показал мне бумаги. Это приказ из рейхсканцелярии, господин Вихтельман, а никакой не абвер. И попробуйте угадать, кто его подписал. Эта банда шутов получила субмарину в подарок. Если они прикажут вам вставить себе в зад страусиные перья и танцевать на навигационном столе или выстрелить собой вместе с торпедой, я смогу лишь развести руками. Рулевой! Курс – сто восемьдесят! Через двадцать минут выйти на перископную.

* * *

Перед закрытой переборкой носового отсека стоял часовой – один из четверых блондинов, которых уже начали считать близнецами-четверняшками. Он стоял расставив ноги, в черном мундире, с висящим на груди МП-40 и в блестящей хромированной каске, из-за которой напоминал пожарного. Прищурившись, он смотрел перед собой с таким видом, будто охранял рейхстаг.

Наткнувшись на него впервые, Рейнхардт остолбенел. Единственным личным оружием на борту до сих пор был запертый в сейфе капитана пистолет. Ему даже не хотелось думать, какие последствия могла бы иметь стрельба из скорострельной пушки, висевшей на шее часового.

– Кроме того, переборки должны быть открыты, – мягко объяснял старпом Висманну таким тоном, каким говорят с сумасшедшими. – Речь идет о циркуляции воздуха. Это подводная лодка, и окон тут не откроешь. В случае тревоги необходим доступ в носовой отсек. К тому же там второй гальюн и умывальная. Вы не можете его так просто заблокировать.

– Хорошо, герр обер-лейтенант. Дверь останется открытой, а часовой будет стоять внутри отсека. Но пусть команда не заходит туда без нужды. Скажите, герр Рейнхардт, это ваше имя или фамилия?

– В моем случае фамилия. Меня зовут Удо Рейнхардт.

– Весьма любопытно… Раз уж мы о том заговорили, госпожа Ева жаловалась на матросов.

Рейнхардт поднял брови.

– Да?

– Речь идет об общей атмосфере… Честно говоря, я тоже ожидал увидеть больше солдатского духа. Больше патриотизма. Тем временем матросы говорят исключительно о еде и… совокуплении. И эти вульгарные шутки… Арийские солдаты не должны так себя вести. В них не видно ощущения великой миссии. Ну и это отсутствие гигиены… Разве так выглядят немцы?

– А вы ожидали рыцарей без страха и упрека, Висманн? Может, пения псалмов? А может, герани в торпедном люке и гипсового гномика на мостике? – Рейнхардт почувствовал, что ему хочется отсюда уйти. Хотя бы на рубку. А лучше всего – прочь с корабля. – Это всего лишь матросы. Причем матросы подводного флота. С момента выхода из порта все на них охотятся. Их может убить самая дурацкая авария. Большинство субмарин не возвращаются уже из первого рейда. А для этого корабля рейд как раз первый, о чем они прекрасно знают. В данный момент во всем флоте есть, может быть, сто человек, переживших на подводных лодках больше трех лет.

– И тем не менее…