Таксидермист

– Фу! Нужно тут проветрить! Кошмар! Мой саквояж не поместится! Нужно забрать мой саквояж!

Действительно – не только ее саквояж, обитый кожей и стянутый кожаными ремнями, но и четыре солидных сундука, похожих на ящики для боеприпасов, не имели никаких шансов поместиться в люке.

Поднявшись наверх, Рейнхардт оценил груду багажа.

– Тащите все это в загрузочный люк торпедного отсека! И поживее!

– Осторожно!

– Уж я за вас возьмусь, мальчики! – доносилось снизу. – Будете теперь обедать с цветами на столе!

На мостике и центральном посту снова стало тесно, хаос достиг апогея. Пассажиры протискивались через переборки на нос, Ева потеряла равновесие и, пискнув, уселась на койку в кубрике мотористов, приземлившись какому-то матросу на колени. Четверо одетых в черное арийцев молча проталкивались вперед, волоча за собой вещмешки. Кто-то споткнулся о штормовой порожек в унтер-офицерской кают-компании, опрокинув бутылку с соком в чью-то постель. На центральный пост протиснулся Риттер и встал посередине, величественно опираясь об ограждение поста радиопеленгаторов и мешая каждому пытавшемуся куда-либо пройти. Первый рулевой пробрался на свое место.

– Приготовиться отдать швартовы! Убрать кнехты! – кричал на мостике Рейнхардт. Небо на горизонте уже розовело, брезжил рассвет. Борт стоящего рядом корабля превратился в смолисто-черную массу.

А потом мир в одну секунду перевернулся вверх ногами.

Сперва раздался рев сирены на рубке, почти прямо в ухо, затем крик Риттера: «Тревога! Воздух!» Рейнхардт от неожиданности даже присел. Рявкнув: «Отдать швартовы!» – он беспомощно окинул взглядом небо, но увидел лишь черную массу неподвижного «Оксфольта», нависавшую над ним как горный склон. Матрос на нижней палубе сбросил швартов с последнего кнехта и побежал к погрузочному люку. Рейнхардт еще раз бросил взгляд на нос и корму, убеждаясь, что все люки закрыты, и съехал в глубь рубки, захлопнув люк и повернув рукоятку замка в тот самый момент, когда лодка уже ушла под воду.

– Все на нос! Экстренное погружение!

Где-то впереди раздался возглас Евы: «Ай! Вы мне на ногу наступили!» – и нервный топот. Рейнхардт схватился за ограждение планшетного стола. По палубе с грохотом покатилась какая-то бутылка.

– Радиопеленгатор, пеленг?

– Ничего не было, – ответил оператор. – Вообще ничего. Либо «Оксфольт» его заслонил, либо ложная тревога.

В это мгновение океан содрогнулся от мощного взрыва. Короткий зубодробительный удар, а затем ряд прошедших через киль лодки вибраций. Замигал свет.

– Их что, потопили?! Одной бомбой? – ошеломленно спросил кто-то.

Все посмотрели на акустика, который устремил отсутствующий взгляд куда-то в пространство, прижимая к голове наушники. Рейнхардт хотел ответить, но в том уже не было необходимости. Все было прекрасно слышно, в том числе и без наушников. Этот звук старший помощник слышал уже неоднократно – протяжный китовый вой гибнущего корабля. Он знал, что источником звука является воздух, вытесняемый водой из полостей корпуса, но его всегда пробирала дрожь.

– Что это?! – послышался испуганный голос Евы.

– Смерть корабля, – ответил он. – Они всегда так кричат, когда тонут.

Идущий ко дну «Оксфольт» миновал их на расстоянии в двести метров. Слышно было, как фрагменты корпуса с лязгом ударяются друг о друга, потом скрип и потрескивание лопающихся переборок.

– Гудини… – прошептал кто-то. – Химмерих…

– Победа требует жертв, – вдруг объявил откуда-то с носа Висманн. – Впрочем, это были всего лишь недочеловеки…

Где-то в отсеке электриков послышалась возня, кто-то что-то опрокинул, кто-то сдавленно прошипел: «Нет, кретин… Заткнись… Пусти меня! Нет! Успокойся!» – но всё шепотом. С трудом расслабив сведенные судорогой скулы, Рейнхардт увидел залитое зеленоватым светом приборов на мостике лицо Старика – лишенное выражения, с прищуренными глазами. Капитан испытующе на него смотрел. Акустик судорожно вцепился в ограждение, костяшки его худых пальцев смертельно побелели.

– Перископная глубина! – крикнул Рейнхардт. – Разворот! Курс в район катастрофы!

– Нет! – рявкнул Старик. – Что вы себе вообразили? Была воздушная тревога!

– Там могут быть выжившие.

– Самолет может вернуться!

– Я не слышал никакого самолета, – сказал Рейнхардт, глядя капитану прямо в глаза. – И пеленга тоже не было.

– Я сказал – нет!

– Прошу оставаться под водой, – сухо бросил Висманн. – Знаю, вы считаете нас пассажирами, но, уверяю, ваш капитан развеет ваше заблуждение. Мне известны ваши морские правила. Вам хотелось бы сказать, что в море я должен сидеть в каюте, а вы довезете меня до места и что тут командует капитан или вы от его имени. Вы ошибаетесь. Речь идет об окончательной победе. И вся эта чушь о морских обычаях тут неприменима.

Приблизив лицо к лицу Рейнхардта, он устремил на него безумный взгляд бледно-голубых глаз. Старпом смотрел спокойно, даже невозмутимо, и вдруг начал улыбаться – сперва легко и невинно, потом все шире.