— Если вы вмешаетесь в это дело, то я постараюсь, чтобы вас выдворили из Франции в течение сорока восьми часов. Мне совершенно безразлично, как вы будете объяснять это в Сорбонне или в любом другом университете, если уж на то пошло.
— Вы подали прошение о высылке из страны мадемуазель Рендинг?
— Моя просьба удовлетворена. В подобных случаях наша полиция работает весьма быстро. Вам надлежит сообщить мне, где находится в настоящее время эта молодая особа и ваш адрес. В кухне ждет жандарм, который должен препроводить вас на набережную Инвалидов. А детектив постарается затем, чтобы приказ о высылке из страны фрейлейн был выполнен в срок. У нее в распоряжении сорок восемь часов на то, чтобы покинуть пределы Франции. Если к тому времени она не покинет страну, то будет выдан ордер на ее арест, и тогда вышлют насильно.
Коротышка сделал глубокую затяжку и, не дав Паносу сказать ни слова, продолжал:
— Я ничего не имею против вас, месье, и даже могу позволить вам сомневаться. Но мой вам совет — держитесь от этого дела подальше.
— Поймите же наконец, отец мадемуазель Рендинг — один из богатейших и самых влиятельных людей в Германии!
— Что это значит? — гаркнул Тиссо. — Вы угрожаете?
— Нет… разумеется, нет, но…
— Мне жаль отца. К сожалению, детей не выбирают. Но спектакль, который устроила его дочь прошлой ночью в пьяном состоянии, просто отвратителен. Даже жандарм, которого я вызвал после телефонного звонка мадам Авиньель, сказал…
— Бритт не была пьяной! — крикнул Панос. — Она не употребляет спиртного. Что же касается отвратительного поведения…
Указательный палец Тиссо так сильно ударил в грудь Паноса, что тот отшатнулся назад.
— Не советую вам кричать, понятно? — резко сказал Тиссо. — Фрейлейн была «под мухой». Будучи в таком состоянии, она приставала к мадам Авиньель, которая уже была в постели. Ее поведение можно квалифицировать как…
— Но это ложь!
— Ложь?! Крики мадам о помощи разбудили всю прислугу, а также подругу мадам, графиню де ля Турньер. Их заявления в полицию совпадают с показаниями мадам Авиньель. Это заявления французских подданных — вот так… Если вы не очень глупы, молодой человек, то учтете это и сделаете для себя выводы, лично для себя… Неужели вам наскучило грызть себе спокойно гранит науки и беззаботно дремать на лекциях, получая вполне приличную стипендию?
Панос не обратил внимание на язвительную реплику адвоката и его удивительную осведомленность.
— Но в чем они обвиняют Бритт? Не могли же они сказать, что…
Тиссо подошел к телефону.
— Я сыт вами по горло. Два иностранца пытаются шантажировать. Я думаю, будет лучше, если я сообщу о вас в полицию.
Панос не мог собраться с мыслями. «Заявления в полицию. Умелый адвокат. Все французские подданные. Моя учеба. Приказ о высылке Бритт, а затем и меня. Этого нельзя допустить. Мне нужно выиграть время. Потом что-нибудь придумаю. Только без полиции».
Тиссо уже набирал номер.
— Положите трубку, — спокойно сказал Панос.
Тиссо повернулся и с удивлением посмотрел на молодого грека.
— Стало быть, вы образумились. Я полагаю, вы учли влиятельное положение в обществе семьи Авиньель.
Панос сел на один из трех чемоданов.
— Что с вами?
— Я плохо себя чувствую.
— Могу себе представить, — злорадно сказал адвокат.
— Зовите жандарма, который должен сопроводить меня в Париж.
— Вы стали трезво мыслить, мой друг. — Адвокат положил руку на плечо Паноса.
— Я вам не друг, — ответил грек. — Уберите вашу руку.
Жюль Тиссо, улыбаясь, снял руку с плеча Паноса. «Справедливость превыше всего», — подумал Панос.
Мински не был патологическим скрягой, а всего лишь расчетливым человеком. Он жил в двухкомнатной квартире, которую снимал у вдовы, полагавшей, что ее квартирант работает официантом в ночном клубе.
Я жил на первом этаже уютного старого домика на улице Хампердинк-штрассе недалеко от парка Луизы. Несколько лет тому назад освободился второй этаж виллы, и я попросил Мински взять его в аренду.
— Зачем? — только спросил он.
У него не было машины, но зато было три смокинга и отличный гардероб. Мински стригся у дорогого парикмахера, занимался своим бизнесом в баре одного из лучших отелей Франкфурта, и куда бы он ни поехал, всегда останавливался в первоклассных гостиницах. Его расходы были просто астрономическими.
— Нужно производить благоприятное впечатление, — сказал мне Мински, когда я спросил его о причине столь крупных расходов. — Это часть бизнеса. Полезное вложение капитала. Все это окупится с лихвой.
Как только Мински приезжал в Париж в поисках новых номеров для нашего клуба, он щедро раздавал чаевые, и его всегда с охотой принимали в лучших домах города.
В конце октября Мински прибыл в Париж.
Бритт Рендинг, одетая в элегантное платье, с самоуверенным видом знатной дамы, заняла номер в отеле «Скриб» в девять часов утра. Примерно в одиннадцать она позвонила в номер Мински, назвала себя и сказала, что ей крайне важно встретиться с ним. Может, он зайдет к ней в номер?
— Буду у вас через десять минут, — ответил Мински.