— Сейчас у него есть только одна пассия — актриса, Айвон Хорн. — Она назвала фамилию любовницы, чтобы продемонстрировать дочери свою осведомленность в этом вопросе. — Он часто посещает ее и всегда ведет себя весьма осторожно, но разве можно что-либо скрыть от хорошего частного детектива?
— Но тогда почему ты… — Бритт неожиданно замолчала. Мать улыбнулась.
— Почему я мирилась с этим? Ты об этом хотела спросить, не так ли?
Бритт молча кивнула головой.
— Я мирилась с этим, потому что решила не обращать на это внимания. Твой отец уверен, что мне ничего не известно, и ты должна поклясться, что никогда не расскажешь ему о нашей беседе. Поклянись!
Бритт поклялась хранить разговор в тайне.
— Ну, вот и хорошо, — с радостью сказала мать. — Видишь ли, твой отец вежливый и тактичный человек, и я хочу, чтобы все осталось по-прежнему.
— Осталось по-прежнему?
— Прошу тебя, не так громко! — На лице матери мелькнула недовольная гримаса. — Я не могу выносить громкие голоса.
— Извини, — сказала Бритт, глядя сквозь слезы на сверкающую гладь реки, на красные, белые и голубые корабли, плывущие вверх и вниз по течению.
— Понимаешь, мне нельзя расстраиваться, а разговор с твоим отцом ужасно расстроил бы меня. Тут ничего не поделаешь. Я действительно люблю твоего отца, несмотря ни на что, и люблю тебя, дорогая… очень люблю. — Жалость к себе охватила ее. — Вот почему я ничего не говорила, — продолжала она дрожащим голосом. — Мне нужно беречь свое сердце.
«Как я его ненавижу, — думала Бритт, — о, как я его ненавижу!»
— У нас тоже были счастливые минуты, — продолжала мать. Теперь она чувствовала себя значительно лучше, чем прежде. — Ничто не вечно, но я довольна. Пока он со мной, я довольна.
Жизнь Бритт сложилась бы иначе, если бы она осознала истинную причину ликующей нотки в голосе матери.
— Но он не покинет меня… никогда! Наши заводы, моя крошка, были построены моим отцом, дедом и мной. Я восстановила их собственными руками. Мой отец поступил весьма благоразумно, настояв на заключении брачного контракта. В случае развода со мной или нарушения супружеской верности твой отец не может претендовать на эти заводы. Как видишь, пока я жива, он останется моим мужем, только моим. Никто не сможет отобрать его у меня до самой смерти. Теперь ты, надеюсь, понимаешь, не так ли?
Бритт молча кивнула головой. Она дрожала от еле сдерживаемой ярости и ненависти к своему отцу, от боли и жалости к своей матери.
Вдали мерцала река, блестели на солнце корабли, тихо скользившие по волнам. Был солнечный, умиротворенный летний полдень. В один из таких летних дней год спустя скончалась Элизабет Рендинг.
В июле, за месяц до кончины матери, Бритт с отличием закончила гимназию и вернулась домой из Швейцарии.
У гроба с телом покойной, выставленного на вилле для прощания, Бритт сказала отцу:
— Ее смерть на твоей совести.
А ровно год спустя второй женой отца стала весьма привлекательная актриса Айвон Хон. Вдовец женился на зеленоглазой брюнетке, по внешности слегка напоминавшей кошку. Обряд венчания проходил в старинной церкви святого Михаила в присутствии членов знатных семей Гамбурга.
Бритт не пошла в церковь, притворившись больной. Когда новобрачные возвратились на виллу, их встретила очень бледная, очень красивая и совершенно здоровая Бритт Рендинг. Это было началом открытой вражды между Бритт и женой ее отца.
Бритт унижала мачеху при каждом удобном случае и часто ставила ее в неловкое и затруднительно положение.
Томас Рендинг, пятидесяти лет от роду, с ревностной страстью любил свою двадцатидевятилетнюю жену. Айвон отлично знала, что она полностью овладела им, и однажды в ультимативной форме потребовала, чтобы Рендинг купил квартиру для своей дочери.
Бритт изучала французский в институте иностранных языков, намеревалась стать переводчиком.
— Либо твоя дочь уедет из этого дома, либо я, — сказала Айвон.
Рендинг не спорил и прямо заявил Бритт, что по ее собственной вине ей следует покинуть родительский дом. Разумеется, сказал он, ее законные права на имущество семьи никоим образом не пострадают.
Бритт не возражала. Было ясно, что она проиграла в споре с мачехой. Дочь переехала в уютную квартиру и с отличием закончила учебу. В день окончания института она узнала, что Айвон родила мальчика.
Теперь положение мачехи было более прочным, чем когда-либо, однако ненависть Бритт к ней и к своему отцу оставалась прежней. Институт иностранных языков посылал своих студентов в зарубежные страны, где они, живя и работая в респектабельных семьях, имели возможность совершенствовать знания по избранному ими языку.
Бритт не было еще и двадцати, когда она написала отцу письмо с просьбой разрешить ей поехать во Францию на один год, где она намеревалась поселиться в семье Авиньелей. Господин Эркюль Авиньель, писала она, один из самых известных в Париже торговцев произведениями искусства. Он имеет квартиру в Париже и замок в окрестностях Рамбуйе.
Отец с радостью дал свое согласие, и Бритт уехала в Париж.