– Привет, красавица! Что, признала меня? Тихо, дура. Где Ивашка? Парень, что со мной был?
Вскоре мы вошли в чулан. Ивашка лежал на соломе весь в крови и со связанными руками, и ногами.
– Завизжишь – убью, стерва! Солдат, ко мне!
Оглушив заскочившего в чулан солдата, мы раздели его – и Ивашка одел солдатское шмотье.
Девица рассказала, где хозяин держит деньги, золото и украшения. Мы ее связали, закупорив рот кляпом, оставили лежать подле мертвого, как оказалось, солдата, закрыли чулан и вышли в зал таверны.
– Хозяин, веди солдат в подвал, где бочка с брагой стоит, да, поживее.
– А, кто платить будет?
– Комендант.
– Бумагу сперва покажите, господин офицер.
– Ты и ты, арестовать трактирщика, как пособника бунтовщикам и отконвоировать в городскую тюрьму. Половой, бумагу и перо! Вот сопроводительный документ от меня, покажите начальнику тюрьмы.
– Господин офицер, вы бы мне написали бумагу, для каких нужд нужна брага, и расписались, а я – со всем моим почтением…
– Как тебя зовут?
– Еремей, сын Флора. Хозяин трактира «Медведь» города Казань. Напишите, что за те бочки с брагой, что я отдам в ваши руки, мне будут выплачены деньги в размере пяти рублей серебром из казны коменданта.
– Отпусти его солдат, а ты держи бумагу и язык за зубами, понял! То-то! Веди в закрома, торгаш, мироед поганый.
– А печать, господин офицер?
Я посмотрел на перстень, что снял с пальца офицера, на нем гравировка – герб России.
– Вот теперь, надеюсь, все?
– Теперь порядок, господин офицер.
– А, пришли? Легко ли отдал аптекарь порошок? Может, спрашивал чего?
– Легко отдал, господин офицер, бумагу прочитал – и сказал, что все понял.
Я его спрашиваю, что это за штука такая, и для чего сей порошок нужен? Зачем, спрашиваю, комендант его в водку желает примешать?
– Что же он ответил?
– Это, говорит, для бодрости духа солдат, чтоб, значит, не хватило у них, этих татей-бунтовщиков, против вас, солдат, сил.
– Правильно сказал комендант, хороший план придумал.
– Так я не понял, господин офицер, эта водка – для солдат, или для бунтовщиков?
– Дурень! Стал бы комендант городские деньги транжирить для попойки бунтовщиков? Конечно, эта водка для солдат предназначена.
– Живо – чего рты раззявили?! – бегом за бочками, скоро светать начнет. Откупорьте все бочки и засыпайте бодрящий порошок, аккуратно, в каждую бочку – и поровну.
Солдаты с прилежанием выполнили мой приказ. Бочки погрузили на телеги, и мы поехали по городу.
– В казармы! Передайте дежурному офицеру эту бумагу и приказ майора выдать солдатам по кружке горилки для поднятия духа перед сражением. Не вздумайте по дороге сами напиться! Если что, под шомпола сквозь строй пойдете. Ты – со мной к пристани.
Ивашка спрыгнул с телеги, и мы побежали к набережной.
– Стой, куды мы прем, тамо, ведь, караулы! – крикнул Ивашка.
– Ну и что, на нас ведь форма. Мы такие же вояки, как и они.
– Пароль ты знаешь?
– У меня его ни разу и не спрашивали.
– Пока не спрашивали. А, если спросят, тогда как? Давай огородами, да, к мосткам, где бабы стирают, там лодки должны быть. Айда за мной!
Все мокрые, грязные и замершие, мы вышли к реке. Я проклинал: этих солдат, этот город, ватагу и себя. Если доживу до утра, то больше никаких поручений от Прокопыча, или кого другого. Он сидит у печки, грея свое брюхо, курит тютюн и слушает, как потрескивают дрова. На печке обязательно стоит котелок с кашей и мясом, побулькивает и выпускает вкусный пар. Сейчас бы чарку водки для согрева.
– Омелько, я отлил из бочки браги для сугрева души, – сказал Ивашка. – Будешь? Не боись, без порошка окаянного.
Небо окрасилось зарей – и стало светать. По реке стелился туман, к пристани подходили лодки, возвращались рыбаки с утренним уловом. Необходимо вернуться в город, подходы к реке охранялись караулами, а мы в таком виде, что хоть сейчас клеймо ставь «каторжане беглые».
За поворотом наткнулись на патруль. Я потянул Ивашку за рукав, и мы, свалившись в канаву, замерли. Патруль заметил нас, офицер дал команду задержать беглецов. Прозвучали выстрелы, и я, достав саблю, выскочил из канавы.
Одежда моя покрылась зелеными и коричневыми пятнами грязи, лицо посинело от холода и злости, а глаза налились кровью. От меня воняло, как от покойника, руки дрожали, и зуб на зуб не попадал, сабля заблестела под лучами восходящего солнца. Предо мной был офицер, который утопил мое тело в Волге прошлой ночью.
– Ты же утопленник! – прохрипел он. – Помогите! Вурдалак!
Лицо его почернело, по телу прошла судорога, попятившись, он оступился и упал. Я подходил к нему, размахивая саблей и хохоча во все горло. Противник уже лежал на земле, и жив он, или мертв – я не мог определить. Впервые увидел, как человек потерял сознание от страха.
Меня разбирал смех, но саблю держал в боевом положении. Подойдя к офицеру, я приложил ухо к его груди. Он умер от страха, приняв меня за покойника, явившегося из преисподней, чтобы отомстить своему убийце. Немного придя в себя, я принялся шарить у него по карманам, нашел свой кисет, кое-какие деньги и услышал за спиной крики:
– Упырь!