Тайны лабиринтов времени

Если получится высунуть ноги из сапог в воде, то им не просто будет меня поймать, али подстрелить в такой темноте. Лучше, конечно, подстрелить, чем когда шкуру заживо сдирают. Меня вдруг взяла такая злость, что я дал себе зарок: если выберусь живым, найду эту девку, этих трех служивых – и устрою им такую жизнь…

– Вот и пришли мы на место, молись, бурлак – может, бог простит твои поганые дела и примет покаяние.

Офицер бросил весла на дно лодки. Схватил меня, приподнял – и принялся привязывать к моим ногам камень. То ли офицер волновался, то ли очень сильно хотел меня утопить, но руки у него не слушались, и камень не держался у меня на ногах.

– Это хорошо, что ты не визжишь как свинья. Раз смерть неизбежна, надо принять ее достойно.

Достойно умирать у меня не было желания. К этому моменту я почувствовал, что его попытки привязать ко мне камень не прошли бесследно. Веревка на моих ногах ослабла.

– Последнее желание есть?

– Есть. Развяжи и отпусти меня, пожалуйста.

– Не хочу. Все, или еще что-нибудь попросишь?

– Можно, я этим камнем размозжу тебе голову?

Офицер разозлился и, пинком в зад, послал меня на дно реки. Я полетел в воду и стремительно стал погружаться на дно. Мои легкие разрывало от недостатка воздуха, в ушах шумело и, казалось, что голову вот-вот расплющит. Я боялся потерять сознание, тогда бы точно – не выплыл.

Вероятно, я так сильно дергал ногами, что, в конце концов, сапоги стали наполняться водой и потихоньку сползать с меня, а когда коснулся дна, смог оттолкнуться и, налегке, без сапог, стал подниматься вверх. Неужели жив? Жадно глотая воздух, понял, что мое тело вновь тянет меня на дно. Нужно лечь на воду и отдышаться. Повернув голову, увидел темный силуэт лодки. У борта стоял офицер и смотрел на воду, двое других спокойно сидели.

– Упокой его душу господь, – блаженным голосом пропел офицер, и они дружно засмеялись.

Я выбрался на берег, дрожа от холода и слабости, сил больше не было. Сняв мокрую одежду и, повалившись на песок, стал растирать себя руками. Холод проник в меня так глубоко, что только резкие движения, или пылающий костер могли спасти мое тело. К сожалению, костра не было, и силы иссякли, чтобы там прыгать или еще какие упражнения проделывать. К тому времени, как взошло солнце, я готов был отдать полжизни за тепло костра, за стакан водки, или за возможность покурить.

Тютюн у Прокопыча знатный, вспоминал я, дай бог ему здоровья, а я, дурак, сапоги не хотел надевать с покойника. Кормил бы сейчас рыб.

При дневном свете смог определить, где нахожусь. Выше по течению – казанский кремль. Меня еще продолжала бить дрожь, а живот завыл песню волка. Деревенька от меня стояла, ну в верстах в двух, не более. Я видел, как мужики шли в сторону невспаханного поля.

Если бы я пошел в деревню и попросил кусок хлеба, то, может, и получил бы его, но меня взял страх, что в деревне могут стоять солдаты. А, исходя из вчерашних событий, солдаты уже имеют приказ уничтожить ватагу.

За последние дни я уже не раз мог быть прострелян, зарезан и утоплен, сегодня мне могло просто не повезти. Офицеры считают, что убили меня и скормили рыбам, и пока я покоюсь на дне Волги, то могу считать себя в безопасности. По этой причине я и решился на грешный поступок.

Воровать дурно, особенно у людей, растивших хлеб своим трудом, но теперь у меня не было другого выхода.

Девочка хворостинкой гнала гусей к реке, и у меня возник план. Я нашел камень, вымазался в грязи и стал подползать к гусям. Птицы почуяли меня и загалдели, а я полз и шипел на гусей.

– Да, что это с вами! – воскликнула девочка. – А ну, гэть назад! И девочка хлестнула гуся веточкой. Птицы недовольно гоготали, но слушались. Я вскочил в полный рост и бросил камень в ближайшую птицу. Та закричала, сделала два шага и замертво упала на землю, а девочка, в удивлении и ужасе, застыла на месте.

Я быстро подбежал, схватил гуся и бросился наутек.

– Черт! Черт! – завопила девочка, указывая на стремительно бегущего черта, на которого, безусловно, я был очень похож.

– Он Михеича стырил! – кричала малышка.

Михеичем был, наверное, покойный гусь.

Бабы заохали, захлопали по бедрам руками и стали креститься. Мужики схватились за вилы. Все жители деревни бросились за мной в погоню.

Ох, и не приведи господи попасть им в руки, живым они меня не отпустят. Бегал я быстро, а еще меня подгонял страх быть продырявленным вилами и страшный голод, хорошо, что тело согрелось.

Я без труда оторвался от погони и укрылся в прибрежных камышах. Погоня, кряхтя и ругаясь, на чем свет стоит, пронеслась мимо.

Выбравшись из своего укрытия, я подошел к одному из ближайших домов в надежде, что там найдется хоть какая-нибудь одежда. Спрятавшись за бочкой, что стояла во дворе дома, и, убедившись в отсутствии людей, я вскочил в дом.

В комнате сидел старик и качал колыбельку. Увидев меня голого, вымазанного черной грязью и, появившегося внезапно, а значит, ниоткуда – он выпучил глаза и забормотал, едва шевеля губами от страха.

– Спаси, господь, и прости грехи мои тяжкие. Не бери младенца, а я готов.