Читаем Тайны лабиринтов времени полностью

– Подошел к калитке, что во дворец ведет, и отдал аскеру листочки, что вы со мной передали. Тот взял их и передал старшему охраны, а мне велел ждать. Долго я стоял, но старший, выйдя из дворца, ничего не ответил, а лишь велел к завтрему приходить и подарки привезти. Мне бы с приказчиками русских купцов повидаться.

– Пойдешь к православному храму, что на площади стоит, там всех и увидишь. В Крыму много христиан живет. Как колокола перезвон начнут, так и ступай.

Площадь перед храмом небольшая, а люди шли и шли. Храм не мог вместить в себя всех желающих, и потому разноликая толпа возносила молитвы своим святым на всех углах площади, за оградой ее и на узеньких улочках близ храма. Люди молились, крестясь и кланяясь, ни на кого не обращая внимания. Явор перекрестился.

«Придёт время – и все мы доберемся домой, так будь же, господь, справедлив к нам, в суде своем праведном, – читал мысленно свою молитву атаман. – Мы ответим за деяния свои. Пусть возвращение наше будет успешным и, по возможности, безгрешным. Все мы – дети твои – свято храним верность православной вере отцов наших, и да, помилует нас пресвятая дева Мария! Прости, господи, за грехи наши, прости и помилуй нас грешных».

Народ помолился – и стал расходиться. Явор искал глазами приказчиков. Русского завсегда приметить можно, хоть и одет, как все, а все ж отличается, русские приметные дюже. Люди общались между собой, сбиваясь в кучки: вон греки стоят; там крестьяне, видать – вольные; тут ремесленники. Явор подошел к ремесленникам, что по-русски между собой разговаривали:

– Доброго здоровья вам.

– Здоров будь и ты, молодец.

– Я слуга толмача посла русского, меня Явором кличут. Ищу приказчиков купцов московских.

– Вон они, в погребок к греку вошли.

Явор и не заметил, как ночь опустилась на город, а после захода солнца по улицам ходить запрещено ханом. Стража хватала всех, кто ослушался указа, а у грека в корчме было тепло и уютно. Явор немного опьянел, и присел у окна, облокотясь на подоконник и подперев руками щеки.

– О чем закручинился?

– Дом вспомнил, православные, тоска меня съедает.

– Бросай ты службу свою и иди к нам, с купцом и мир увидишь, и сам вскоре станешь на ноги, если не дурак, конечно. Ты ведь не холоп его?

– Не, не холоп.

– Толмачу твоему, паря, молоденький нужен, мальчик на побегушках, а ты муж зрелый, и негоже тебе прислуживать дьяку, хоть и посольского приказа.

– А вы что ж, не прислуживаете?

– Капитал нужен, чтоб дело свое начать; опять же, лодии, да и товар хороший, чтоб без гнильца, значит, да на взятки. А без купцов мы кто? Ты бы нам подошел, нам вои нужны – в море, брат, неспокойно нынче стало. Турки, татары, казаки – все норовят ограбить купца. Часто воевать приходится, а людей не хватает.

– И много вам воинов нужно?

– Много, караван большой.

– Так не сидели бы сиднем, тут по лесам много русского, да и другого люда беглого гуляет. Авось и набрали бы себе воинов.

– Не ходить же по лесу и кричать: «Эй! Православные, отзовись, если живы!». А то и на лихой народ натолкнешься, тогда совсем лихо, и жизни лишиться можно.

– Ну, а коль соберу вам воинов, тогда как, пойдем ли домой вскорости, аль нет?

Принесли еще один сосуд с вином греческим, молча наполнили кружки и выпили. После пили за Русь-матушку, за море Русское, за души грешные, за всех святых. Явор уже и не помнил, за что еще пили, только понимал, что к хану он не ходок. С этой мыслью и провалился в небытие.

Князь Иван оделся в лучшие свои одежды: красные шаровары, заправленные в шитые золотой ниткой сапоги, синий кафтан и белая рубаха. Долго ждали приема на посольском дворе хана.

– Где ж твой слуга, толмач?

– Думаю, в корчме.

– Гони его в три шеи, да батогами попотчуй хорошенько.

– Накажу, князь.

Оба волновались, ведь до сего дня, почитай, русские были данниками у татар, а в Крыму так и вовсе впервые. И что еще хан капризный скажет? Привык, небось, что русские для него – только рабы, а тут на равных придется разговаривать. Как вести себя, чтобы достоинство не уронить, сына царя сосватать и договор учинить? Наконец, появился какой-то бей и повел посольство во дворец, в зал большого дивана, то бишь суда и совета. Перед дверьми – два стража с оголенными клинками. Аскеры отступили перед посольством, двери открылись, князь и толмач вошли во дворец. Зал, в котором на подушках сидел хан, был небольшим по русским меркам.

– Светелка у моей доченьки в Москве – в два раза больше этой приемной залы, – пробормотал князь Иван.

Вдоль стен сидели нарядно одетые подданные хана, а в центре залы журчал маленький фонтан. Бей упал на колени перед ханом.

– Послы государя Московитов, князь Иван у твоих ног, о, великий!

Мгновение тишины – и бей, приподняв голову и обернувшись, скорчил такую рожу, что Степан невольно поперхнулся от смеха.

– На колени перед всемогущим ханом!

– Перед ханом Золотой Орды на коленях не стоял. Мы не данники ваши, не просители и не рабы, – ответил князь Иван и поклонился в пояс. Степан также сделал поклон.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза