Читаем Тайны лабиринтов времени полностью

– Не могли мужик. Парусами нужно управлять, чтобы корабль слушался и шел туда – куда тебе нужно, а у нас все раненные и обессиленные, женщины и дети на руках. Турки, встреть нас в море, распотрошили бы тела наши на корм чайкам. Нам повезло, что ветер попутный был, а если бы встречный? Галеру, если турки не найдут, заберем апосля. Хороший корабль и пушек много, но пока мы пеши.

Береговая полоса изгибалась дугой, а ватага шла напрямки через степь.

– Ну что, казак, все тихо в степи?

– Через степь прошли до самого леса, кипчаков нету. Гуртовщиков встренули, от татар они сбежали, – все наши. Женщины с ними и дети, я конвой оставил с ними.

– Добро.

Разъезд казаков повстречал ватагу и, узнав своих, порасспросив о мытарствах людей, казаки накормили, чем могли. Явор взял щепотку пороху, всыпал в чарку и размешал с самогоном, крякнув, выпил и занюхал рукавом. Атаман почувствовал, что запорожское лекарство оживило его и придало силы. Мужик дивился такому лекарству, но попробовать отказался. Казаки смеялись: у людей, избежавших смерти, появились приступы исступленной радости. Возбуждение и напряжение последних дней было у них столь велико, что неминуемо бы привело к нервному срыву. Путешествие было не из легких даже по родной земле. Приходилось сворачивать с дороги, наткнувшись на следы татар. Видели жолнеров на тракте – и прятались в траве, успокаивая детей. Решили идти оврагами и через холмы, сидели часами по пояс в болоте. Сейчас, измученные, но счастливые, они шли, не крадучись, под охраной казаков.

На дороге, в пыли, раскинув в стороны руки и ноги, лежал казак. Он лежал так, что обойти его еще можно было, но объехать не было никакой возможности. Явор знал – дорога вела в станицу и по ней, непрерывно ехали крестьяне на возах, казаки мчались во весь опор, а тот казак храпел – и никакого дела ему не было, что он перегородил всю дорогу.

– Мы дома!

Казак открыл глаз, поднял руку, и ладонью заслонил лицо от солнца.

– Ступайте господа-товарищи, не топчитесь тут. Я в дозоре.

– Меня Явором зовут.

– Явора ордынцы забили, я его хорошо знал. Мы товарищами были, ступайте государи подобру-поздорову видселя.

– Онопко, расплющ очи, ты же в дозоре.

Казак сел, расправил усы – и давай хлопать себя по бокам, выколачивая пыль из свитки.

Клубы пыли на время закрыли его совсем, только слышалось похлопывание и грудной кашель.

– Шоб холера взяла эту пылюку.

Пыль осела. На дороге стоял казак в широченных шароварах, серой свитке, и опоясан он был красным кушаком, а на шее висел шнурок с торбочкой.

– Ты Явор? Ну-ка… – Он поворачивал атамана, всматривался в лицо, кряхтел и чесал затылок, потом подтвердил: – Ты Явор.

– Как же ты дозор несешь, когда спишь беспробудно?

– Я при гарматах, ось там воны, в Дикое Поле смотрят. А я слухаю. земля гудэ чи не. Якшо гудэ, бегу к гарматам. У нас богато гармат, от орды клочья полетят – нехай тольки сунутся.

Явор и Онопко обнялись.

– На майдан приходи, греки вино научили нас делать – ты такого еще не пил.

– Значит, станица цела и люди живы?

– А як же. Старых казаков мало осталось, зато молодых и сильных богато собралось, а дивчат – шо звезд на небе. У! Та шо говорить, у нас и корабли есть с гарматами, у турка забрали. Наших чаек наделали. Жиды есть, торгуем с ними, но теперь они смирные, без панов – добродушные. Казаки их не любят, но торговлю ихнюю уважают.

– Значит, воюете, торгуете, а станица – то расстраивается?

– Пристань ордынцы повредили, ну, и только, а станицу не узнать. Семейных много, отстраиваемся с божьей помощью. Хуторов настроили столько, что границей между ними стоят сады. Вишни, яблони, черешни… Греки орех посадили – прижился. Этот, как его… платан: листья широкие, как у нашего лопуха, а дерево – важное и высокое.

На чайках рыбу ловим переметами и сетями, кому охота – и удочкой балуется. Кефаль, ставрида, камбала, а глоську, шо семки лузгаем. Ты виноград ел? Вкус, я тебе скажу…

Баштан есть, гарбузы – по пуду, не меньше, ей богу, не вру. Евреи и греки то вино, что делают, так в катакомбах ховают, падлюки. Ну, ничего… найду я их схованку.

– Много тогда людей спрятаться успело?

– Да почитай все дети, а женщин в живых мало осталось. Казаков – на пальцах пересчитать. Много увели с собой, в рабство, значит. Вернулся пока только ты.

– Будь здоров.

– И ты будь здоров, атаман. О тебе вся станица знает, я молодежи сказки о тебе, знаешь, какие рассказываю.

– Расскажи на милость: соскучился по речи казацкой, да по байкам твоим, а люди отдохнут пока.

– Поведаю-ка я вам байку о том, як казак Явор Бабу-Ягу замуж выдал. А было это, скажу я вам, люди, в тот год, когда казаки в поход пошли – хана Буджацкого Аюка воевать. А только хитер был Аюк, да славен набегами своими на ляхов, на татар крымских, на господарей волошских. Непросто было с ханом Аюком сладить-то… Да только, и полковник Сидор Червонящий не лаптем щи хлебал! Славен был победами полковник, и на войне удачлив. Как ни поход за зипунами, так с доброй добычей казаки возверталися в куреня свои.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза