Тайны лабиринтов времени

Казаки берут косы и уходят в степь, а на кой черт им косить – залезут под камень, или в камыш спрячутся и следят за парубком. Парень кашу сварил, залез на скалу и ну орать. Казаки лежат и молчат. Хлопец поорет, поорет и думает себе: «Вот нелегкая меня понесла к этим казакам, сидел бы дома, на печи с отцом и мамой. Попробую еще раз», – и крикнет разок, другой, что, мол, каша перекипит. Казаки же лежат, молчат и ждут, что делать станет этот молодец, а парень сидит у каши и горюет: «Придут казаки – и всыпят мне за то, что каша перекипела». Казаки посидят еще немного и выходят к парню.

– Господа казаки, я кричал, кричал вас! Каша перекипела, но я звал вас, ей богу, звал, провалиться мне на этом месте.

Казаки приводят парубка в курень, дают лошадь в дорогу, харчей и денег немного. Ступай, мол, туда, откуда пришел.

– Не, не наш ты. Ступай себе к нечистому, – скажут и, перекрестив на дорогу, выведут за околицу.

Но бывает и по-другому: молодец попадется веселый и не из робкого десятка, крикнет раз-другой: «Эй, паны казаки, идите кашу есть! – и, как не откликнутся, то он и скажет себе: – Ну и черт с вами, когда не хочите. Я и один все съем. – Да еще и гапака как вдарит прямо на скале. – Ой, наемся и погуляю! Во жизнь! Затянет на всю степь песню – и идет к костру, ест всю кашу и ложится спать. Когда казаки приходят, он спит, наевшись до отвала, и храпит на всю степь. Казаки довольны: вот это наш, что надо, хлопец. Парубок просыпается и спрашивает:

– Где вас черт носил, господари? Я звал, звал, а чтоб каша не остыла, я ее и съел.

– Ну, чура, вставай. Полно тебе хлопцем быть, теперь ты казак, равный нам. Ведут в курень и принимают в товарищество.

Явор вспоминал и улыбался разбитыми губами. Не может быть, чтобы никто не выжил. Казаки могли в море уйти, а дети и женки – в катакомбы. Приходили к казакам не только молодые парубки с украины Руси, а и мужики из русских сел, вот как этот, все косматые и угрюмые, неподатливые на шутки и молчаливые. Сколько он таких знал – казаковали вместе не один год. Семьи создавали, за зипунами ходили, в море рыбу научились ловить, а все в лес смотрели. Домой тянуло крестьян, а домов тех уж давно и нет. Запах моря не смог им заменить воздух леса и запах луга; крики чаек не заменили щебета птиц, а сабля не притупила, уже ставшей родной, их злости.

Иное дело – коренные казаки – эти, напротив, радовались морскому раздолью и бескрайности степи, разудалой, веселой и походной жизни. Крестьяне и казаки вместе кочевали по степи, ища лучшей доли, воевали с турком и татарином, защищая села от воров. Так стали они побратимами и в труде, и в войне. В станице нашей не было реестровых казаков, то бишь служивых у панов да помещиков, все вольные.

Казаки считали себя сечевыми, запорожскими казаками, только живущими у моря. Как на Запорожье, так и здесь, верховодил этой вольницей атаман. Должность выборная, а достойного круг выбирал по мудрости, по мастерству воинскому и по смелости в бою. На совете стариков ему – почетное место и главное слово. Атаман должен быть первым в ватаге пластуном, рыбаком и головой всем казакам и казачкам.

Казаки в степь дозором выезжают, к плавням подходят, как вдруг стрела свистнула, но никого не задела. Казаки кинулись в то место, откуда стрела прилетела, а там и нет никого. Вернувшихся с дозора молодых казаков спрашивали, а ничего ли не случилось в дозоре? Казаки, как водится, обо всем рассказывают, как стрела прилетела, а они не нашли никого.

– Так и надо воевать. Казак для врага должен стать невидимым, неуловимым. Атаман это вас проверял, в двух шагах от него будешь стоять, а не увидишь и не услышишь. Самый скрытный и опытный в нашем деле – казак. Конечно, вы можете уйти к другому атаману, воля ваша. Ну, идите, отдыхайте с богом.

Явор не мог вспомнить, уходили ли от него казак или казачка в обиде, в злости. Нет, таких он не помнил. Любили своего атамана станичники, уважали. Вспомнилась пасха в воскресный день. Захмелевший от вина батюшка запел своим скрипучим голосом: «Пасха! Пасха!». Казаки такие смирные, тихие стоят, а батюшка глаза закатил и навроде уснул, а все тянет: «Пасха…».

Поп этот недавно появился в станице, его отбили у кипчаков, что русских людей в рабство вели по Черному шляху.

– Да ты спишь, божий человек! Пасха ведь – веселый и светлый праздник! – закричали казаки – и ну приплясывать и дудеть в дудки, греметь и трещать, хлопать в ладоши и топать ногами. Явор танцевал до упаду. Казаки напились, как положено, и казачки растаскивали их по хатам. Явор очнулся утром в хате, на столе – крынка с рассолом. Казачка принесла рушники, ключевой воды и, засмеявшись, выскочила на двор. Хорошо, что мы не в Запорожье, в Сечи ведь нет казачек. Бедняги… Кто им подаст рассол?