Новая атака орды – и снова залп. Татары падали, засыпая ров трупами, наконец, орда прошла ров, что вырыли за хутором, по трупам казаков и своих воинов – этот был последний рубеж обороны станицы. Казаки, выхватив сабли, бросились резать и кромсать татар.
Попасть в руки татарина – это значит, стать рабом. Мелькали руки, головы, извивались тела в предсмертных судорогах. Явор с казаками рубился и отступал к морю под натиском орды, казаки прыгали в чайки и отходили от берега. Пристань еще защищалась небольшим отрядом казаков, когда татары подожгли станицу.
Атаман не почувствовал боли, просто в глазах поплыли огненные круги, тошнота подступила к горлу – и Явор, захлебнувшись кровью, упал на берег моря. Осажденные были уже разбиты, и казаки, окровавленные, иной без руки, бросались на орду с рычанием и хрипами.
Многие женщины и дети успели спрятаться в катакомбах. Нор, ведущих под землю, было много, в них затаскивали раненых и искалеченных казаков.
Когда татары заползли в пещеру, она была пуста, только кровь на камнях и обрывки окровавленной одежды говорили о том, что здесь были защитники станицы. Татары не решились лезть в норы и, выйдя из пещеры, повязали немногих раненых казаков из ватаги Явора, разграбили и разрушили станицу. Ветер пролетел над казачьим станом – и нет жизни, пепелище и трупы на месте казачьей станицы остались после татарского набега. Атаман бился, пока силы не покинули его.
Явор шел в колодках и с веревкой на шее, так прошла ночь, а наутро – снова в путь. Теперь у православных под ногами – дорога скорби и унижений; длится она день за днем, и жизнь слилась в одну нескончаемую муку. На двадцатые сутки вышли к Моравскому шляху, ходили этим шляхом большие торговые караваны, а с ними московские, новгородские и суздальские купцы. Шлях должен был привести рабов к побережью и дальше – на галеры, через море в города Кафка и Карасу – на базар, где торговали всем, в том числе и рабами.
– Терпеть немного нада. Скоро отдыхать будем. Хороший место идем – в Ор-Капу, долго стоять нада, тогда придет русская каназ и выкуп дает. Домой поедешь, ждать нада, терпеть нада. На галере хорошо доплывешь, быстро в Кафку попадешь, если в Ор-Капу не продадут.
С галер рабы спускались медленно, Явор осмотрелся. Кафка – ворота Крыма.
– Ось тут и продадут тебя, казаче, як буйвола.
Тысячи пленных согнали в город. Невольников делили на кучки, расставляли попарно и связывали между собой. Явора связали с мужиком. Атаман поднял голову: нет, не казак, крестьянин. Волосы длинные спадают на плечи, борода редкая и противная, косматые брови и маленькие глаза.
– Я Иван, а тебя как кличут?
– Явор.
– Казак, значит.
Мужик посмотрел на татарина, тот подошел проверить узлы на веревке.
– Проверяй, не проверяй – все равно убегу.
Татарин по спине плетью бил, рукояткой сабли в зубы тыкал, конем давил, а мужик только громче кричит.
– Злой, дерзкий и сильный раб будет. Оставь его, пускай себе. – Татарин говорил без акцента. – Большие деньги возьмем. Сказал – и пошел вдоль рядов людей, выстроенных на продажу.
Ночью мужик пытался бежать – и не смог развязать узел. Татары всполошились и били так, что думал, богу душу отдаст, но ничего, оклемался. Утром Явор проснулся от крика мужика:
– Ну, погодите, нехристи, убегу – все вам верну сполна! – Убежишь ли?
– Не впервой. Который год на этой земле маюсь. Убегу, как свят убегу, дома жена и дети – живы ли, не знаю… Завтра продавать начнут, хорошо бы к одному хозяину попасть. Ты как, побежишь, аль нет?
– Ранен я, только обузой буду тебе. В побег хорошо со здоровым идти, чтоб спину мог прикрыть.
Мужик сел на землю, притянув веревкой и Явора к земле:
– Спи, нужны силы.
Явор растянулся на земле и разбросал ноги: хоть колодки сняли – так уже легче. Успели ли уйти в катакомбы дети и женщины, сколько казаков в рабство взяли, сожгли ли станицу? Вопросы, вопросы… они не дают другим мыслям взять верх над непокорной казацкой душой. Лица друзей казаков и казачек, улочки станицы, бой и плеть татарина, все смешалось и поплыло перед глазами Явора. Казалось, что все предусмотрел, а вишь, как получилось. Кому-нибудь да удалось уйти от татар живым, а станицу сожгли, ироды проклятые.
Явор спал и сам с собой спорил во сне. Сколь народу самого работящего и крепкого побили татары? Скольких женщин увели в рабство? Не исчезнет ли народ? Нет! Казаки – народ крепкий, не всякий и приживется в Диком Поле. Придет, бывало, парубок с Руси, Украины или Белоруссии к казакам, а может и грек прийти, всякое бывает, и говорит:
– Примите ради Христа в свое товарищество, братья. – Казаки сперва пробуют, сгодится ли он. Прикажут ему кашу сварить:
– Смотри же, вари так, чтоб не была сыра и не перекипела. Мы косить пойдем, когда будет готова каша, так ты поднимись на скалу – и кричи во все горло, зови нас. Мы придем поснидать.