Сын Нептуна

– Тебя прислал мой отец? – спросила она.

Ворон наклонил голову набок:

– Последняя ночь. Сегодня. – Он клюнул нос шлюпки и полетел к острову.

«Последняя ночь, – мысленно повторила Хейзел, решив воспринять это как обещание. – Что бы она мне ни сказала, я сделаю так, чтобы эта ночь стала последней».

Это придало ей сил снова взяться за весла. Хрустнув замерзшим черным илом, лодка скользнула на берег.

За последние месяцы Хейзел с мамой успели протоптать тропу от берега в лес. Она пошла вглубь острова, стараясь не сходить с тропы. Здешний лес был полон опасностей, как естественного происхождения, так и магического. В кустах шуршали медведи. Между деревьями порхали светящиеся белые духи, смутно напоминающие людей. Хейзел не знала, кем они были, но они, несомненно, наблюдали за ней в надежде, что она собьется с пути и угодит прямо им в когти.

В центре острова два огромных черных валуна отмечали вход в туннель. Хейзел зашла в пещеру, которую она называла Сердцем Земли.

После переезда на Аляску Хейзел не знала другого по-настоящему теплого места. Здесь пахло свежевспаханной землей, сладковатое влажное тепло навевало сонливость, но Хейзел не поддавалась: она ясно представляла себе, как ее спящее тело погрузится в земляной пол пещеры и превратится в перегной.

Размерами пещера была сравнима с храмовым залом собора Святого Людовика на площади Джексон. Стены подсвечивались зарослями люминесцентного мха – зеленого, красного и фиолетового. Все пространство вибрировало от переполняющей его энергии, от раскатистых «бум, бум, бум», напоминающих сердцебиение. Может, это просто накатывающие на остров волны, но она так не думала. Это место было живым. Земля спала, но пульсировала силой, а ее сны были такими злыми и прерывистыми, что Хейзел боялась потерять связь с реальностью.

Гея хотела поглотить ее, как поработила ее маму. Она хотела поглотить всех людей, богов и полубогов, кто осмелился ходить по ее поверхности.

«Ты принадлежишь мне, – нараспев, как колыбельную, мурлыкала Гея. – Сдавайся. Вернись к земле».

«Нет, – думала Хейзел. – Я Хейзел Левеск. Ты меня не получишь».

Мари Левеск стояла у края ямы. За эти шесть месяцев ее волосы поседели и стали похожи на корпию[26]. Она похудела. Пальцы огрубели от тяжелой работы. На ней были зимние сапоги, непромокаемый комбинезон и вся в пятнах белая рубашка из закусочной. Теперь уже никогда и никто не увидел бы в ней королеву.

– Слишком поздно, – разнесся по пещере слабый мамин голос. Хейзел не поверила своим ушам – это действительно был ее голос, не Геи.

– Мама?

Мари повернулась. Глаза у нее были открыты, и она была в сознании. Вместо того чтобы вздохнуть с облегчением, Хейзел забеспокоилась: Голос еще ни разу не отпускал мать, пока они были на острове.

– Что я наделала? – беспомощно спросила мама. – О, Хейзел, что я с тобой сделала?! – Она с ужасом уставилась на ту штуку в яме.

Много месяцев они приходили сюда по ночам по приказу Голоса, четыре или пять раз в неделю. Хейзел плакала, падала в изнеможении, умоляла, впадала в отчаяние. Но Голос, подчинивший себе маму, не успокаивался: «Тяни из земли ценности. Воспользуйся своими силами, дитя. Верни мне мое самое ценное имущество».

Поначалу ее усилия выглядели смехотворными. Расщелина в земле заполнилась густым булькающим супом из нефти, золота и драгоценных камней, словно кто-то высыпал в яму с дегтем драконьи сокровища. Затем в ней постепенно начал формироваться каменный шпиль, похожий на огромную луковицу тюльпана. Он так медленно поднимался из недр, что Хейзел почти не замечала прогресса. Часто она целыми ночами концентрировалась, вытягивая его вверх, пока у нее не кончались душевные силы, но особой разницы не видела. И все же шпиль рос.

Сейчас Хейзел уже могла оценить, как многого успела добиться. Из нефтяного болота торчал скрученный из каменных щупалец наконечник высотой в два этажа, светящийся внутренним жаром. Хейзел знала, что там внутри, хотя и не могла с точностью разглядеть: под скальной оболочкой формировалось тело из серебра и золота с алмазами на месте сердца и нефтью взамен крови. Хейзел воскресила сына Геи. И вскоре он должен проснуться.

Мама упала на колени и заплакала:

– Прости меня, Хейзел! Мне очень жаль.

Она выглядела такой беспомощной и одинокой, такой опечаленной. Хейзел должна была разозлиться. Ей жаль?! Хейзел годами боялась своей матери. Та бесконечно ругала ее и винила за свою несчастную судьбу, обращалась с ней как с каким-то уродом, увезла из родного Нового Орлеана в эту ледяную пустыню и заставила вкалывать как рабыню в угоду беспощадной злой богине. Одними извинениями тут не отделаешься. Хейзел должна была презирать мать.

Но злости не было.

Хейзел опустилась рядом с ней на колени и обняла ее одной рукой. От мамы почти ничего не осталось – кожа да кости под грязной рабочей формой. Несмотря на теплый воздух пещеры, она дрожала.