Сын Нептуна

Но Плутон предупреждал мать об Аляске – что эта земля за пределами власти богов. Здесь он не мог их защитить. Даже если он и наблюдал за Хейзел, то не давал о себе знать. Она часто думала, что отец – лишь плод ее воображения. Ее прошлая жизнь казалась такой же далекой, как передачи, которые она слушала по радио, или выступления президента Рузвельта о войне. Местные периодически обсуждали японцев и сражения на далеких островах – но все это происходило как в другом мире… и не шло ни в какое сравнение с тем ужасом, который переживала Хейзел.

Как-то раз в середине лета она задержалась дольше обычного, отвлекшись на погоню за конем.

Услышав позади хруст, она обернулась и увидела великолепного песочно-серой масти жеребца с черной гривой – совсем как тот, на котором она каталась в свой последний день в Новом Орлеане, когда Сэмми взял ее с собой в конюшню. Хотя, конечно, это не могла быть та же самая лошадь. Конь, что-то подобрав с тропинки, захрустел, и на секунду Хейзел пришла в голову совершенно безумная мысль, что жеребец жует золотой самородок – где бы она ни прошла, за ней всегда тянулся след из них.

– Привет, дружок, – сказала она.

Жеребец посмотрел на нее с осторожностью.

Хейзел решила, что он наверняка кому-то принадлежит. Конь выглядел таким ухоженным, шкура лоснилась – он просто не мог быть диким. Если бы ей только удалось подойти ближе… И что тогда? Она разыщет его хозяина? Вернет его?

«Нет, – подумала она. – Я просто хочу снова прокатиться».

Она подошла на десять футов, и конь сорвался с места. Остаток дня она провела в попытках его поймать – всякий раз, стоило ей подкрасться к нему, жеребец, словно издеваясь, уносился прочь.

Хейзел потеряла счет времени, что неудивительно, так как летом солнце долго не заходит. Наконец она остановилась у реки попить и, взглянув на небо, прикинула, что сейчас часа три дня. Затем из долины внизу донесся свист поезда – это мог быть только вечерний состав в Анкоридж, а значит, на часах уже десять.

Она бросила сердитый взгляд на жеребца, беззаботно пасущегося на противоположном берегу:

– Хочешь, чтобы у меня были проблемы?

Конь заржал. А затем… Хейзел была уверена, что ей почудилось. Конь умчался с такой скоростью, что глаз едва мог за ним уследить, быстрее молнии, превратившись в расплывчатое песочно-черное пятно. Хейзел не понимала, как такое возможно – но он просто исчез.

Она уставилась на то место, где конь только что стоял. От земли поднимался усик пара.

По холмам снова разнесся свист поезда, и Хейзел, внезапно осознав, что ей грозят страшные неприятности, побежала домой.

Мамы там не оказалось. На секунду Хейзел обрадовалась. Может, ей пришлось задержаться на работе. Может, сегодня им не придется никуда плыть.

А потом она заметила разгром. Штора сорвана. Сундук стоит нараспашку, вся ее немногочисленная одежда валяется на полу. Матрас словно изодран львом. Но хуже всего – ее альбом для рисования был порван в клочья, а цветные карандаши сломаны. Подарок Плутона, единственная радость Хейзел, был уничтожен. На стене висела записка – красные буквы на последнем уцелевшем альбомном листе. Почерк был не мамин. «Несносная девчонка! Я жду на острове. Не подведи меня». Хейзел в отчаянии всхлипнула. Ей хотелось проигнорировать приказ и убежать – но куда? И она не могла оставить маму в плену у Голоса. Он обещал, что они почти закончили. Если Хейзел продолжит ему помогать, он освободит маму. Хейзел не доверяла Голосу – но разве у нее был выбор?

Она села в шлюпку – этот маленький скиф ее мама купила за пару золотых самородков у рыбака, который на следующий день трагически погиб, запутавшись в сетях. У них была только одна лодка, но мать при случае добиралась до острова без какой-либо помощи. Хейзел быстро привыкла не задавать вопросов на этот счет.

Даже в середине лета на поверхности Воскресенского залива покачивались льдины. К лодке подплывали тюлени и с надеждой смотрели на Хейзел, вынюхивая остатки рыбы. На середине залива из воды показалась блестящая спина кита.

Ее желудок, как всегда, скрутило. Когда тошнота стала нестерпимой, она отложила весла и перевесилась через край шлюпки. Солнце наконец начало опускаться за горы, окрасив небо в кроваво-красный.

Хейзел гребла к входу в залив. Через несколько минут она развернула шлюпку и увидела, как прямо перед ней из тумана материализовался остров – акр сосен, валунов и снега с берегом из черного песка.

Если у острова было название, она его не знала. Однажды Хейзел, не подумав, спросила у горожан, но те уставились на нее как на сумасшедшую.

– Нет там никаких островов, – сказал старый рыбак, – иначе я б тысячу раз влепился в него на своей лодке.

До берега оставалось около пятидесяти ярдов, когда на край шлюпки сел ворон. У него был большой, как у орла, клюв – черный, блестящий и заостренный, словно нож из обсидиана. Глаза светились разумом, и Хейзел почти не удивилась, когда он прокаркал:

– Сегодня. Последняя ночь.

Хейзел подняла из воды весла и задумалась, что это было – предупреждение, совет или обещание?