Демократическое движение не было однородным. В него довольно рано влились православные неофиты. В первую очередь националистического толка, к которым причисляли Владимира Осипова, основавшего самиздатский журнал «Вече». Считая себя православным монархистом, он объединил вокруг себя различных авторов. В 1971-1974 годах выходил машинописный журнал «Вече», православно-патриотической направленности, – тиражом пятьдесят-сто экземпляров. Он отважно указывал на обложке журнала свою фамилию и адрес. Вышло всего десять номеров. Также Осипов издал один номер журнал «Земля». За издание журналов, признанных «антисоветскими», был арестован в 1974 году и приговорен Владимирским областным судом к восьми годам лишения свободы. Среди его авторов был Геннадий Шиманов, явно недооцененный современниками. Я помню его. Он жил неподалеку от моего друга, поэта Геннадия Айги, и дружил с ним. Он способствовал его крещению, и одно лето они вместе с семьями снимали дачу в Кратово. Он, как и Осипов, считал себя православным, «Домострой» почитал как руководство к действию. Несмотря на семитскую наружность, часто высказывался антисемитски. Критиковал священника Александра Меня, называя его «иудейским потаковником» за то, что в приходе отца Александра было немало евреев, принявших крещение. Был человеком ярко авторитарным, никакой критики в свой адрес он не то чтобы не воспринимал, но просто не слышал.
Позже он вспоминал об Осипове и его журнале, не чуждаясь гиперболизации и облекая свои воспоминания в особый стиль патриотической лексики: «В настоящее время трудно представить себе, чем было «Вече» для его тогдашних читателей. Уже одни только слухи о том, что где-то в Москве издается самиздатский русский журнал, действовали на сознание возбуждающе. Журнал передавали из рук в руки, иногда на несколько дней, иногда только на ночь. Он будоражил умы, привыкшие к господству опостылевшей марксистской мякины и уже приучаемые к тому, что добрую идейную пищу надо искать на процветающем либеральном Западе. Журнал открывал читателям нечто невероятное, о чем было нельзя прочитать даже в самом фантастическом романе: возможность и праведность русской мысли, озабоченной состоянием и судьбою Русского Народа»3.
Он оказался самым востребованным и прочно забытым пророком в России XXI века, мечущейся в поисках идеологии. Еще в начале 70-х годов он начал переосмысливать свой диссидентский путь: «Объединить всех на антисоветской основе» – вот заветная мечта всех антисоветчиков. «Советская власть есть величайшее зло» – это их самый любимый лозунг. Но мы обязаны трезвыми, мы обязаны православными глазами смотреть на вещи. Величайшее зло – это не искать Божией правды и не созидать свою жизнь по этой правде. Будешь искать и будешь строить – и никакая власть тебе в этом помешать не сможет. Советская власть – это не только безбожие и величайшая в мире гроза, это также и некая тайна и орудие Божьего Промысла»4. Он первым среди российских диссидентов, задолго до имперских идеологов типа Александра Дугина или Вячеслава Никонова, всерьез заговорил о величии советской империи, противостоящей «прогнившему» Западу. В своих статьях 70-х годов он обращался к советскому руководству, убеждая его отказаться от безбожия и потихоньку, осторожно внушая своим гражданам мысль о существовании Бога. На него смотрели, как на сумасшедшего, как знавшие его диссиденты, так и присматривавшие за ним сотрудники КГБ. Тем более, что в свое время партийным тестем он был помещен в психиатрическую клинику за религиозные убеждения.
Однако именно его идеи были усвоены в новом столетии партийно-чекистским руководством. Но сам пророк не верил в то, что его идеи будут востребованы. «Вот почему будущее советского общества зависело от того, сумеет ли оно избавиться от разъедавших его ядовитых идей, которые превращали его в общество-машину и даже в общество-монстра. Если бы оно сумело избавиться от атеистической удавки и обратиться к самой чистой форме христианства, то советский социализм приобрел бы «второе дыхание». Или, правильнее сказать, ту духовную почву, которая сделала бы его ОРГАНИЗМОМ. В этом случае советское общество раскрыло бы в себе еще небывалые возможности и стало бы началом духовного преображения всего человечества. Не сумев же избавиться от безбожия и других, выраставших из него, ядовитых идей, оно обрекло себя на гниение и гибель, после которой остались на развалинах былого ничего не понимающие люди, бессильно мечтающие о былом. О близком былом или далеком, в зависимости от их уже новейших настроений»5.