Священник Глеб Якунин. Нелегкий путь правдоискателя

В те годы христиане Москвы жили сплоченной и дружной семьей. Даже к радикалам типа Шиманова относились снисходительно. Самое важное – щедро делились религиозной литературой. Странное дело, мы не испытывали духовного голода, хотя купить Евангелие или Библию можно было только на «черном» рынке, причем приходилось выкладывать двухмесячную заработную плату. Еще живы были духовные старцы, которые охотно принимали паломников. Мы часто ездили в Спасо-Преображенскую пустынь, где служил пламенный архимандрит Таврион (Батозский), отбывший в сталинских тюрьмах и лагерях девятнадцать лет. Кто-то навещал старца Серафима (Тяпочкина) в Белгородской области. Кто-то ездил в Псково-Печерский монастырь к архимандриту Иоанну (Крестьянкину). Бывали в Грузии у архимандрита Андроника (Лукаша), ныне причисленного к лику святых, а также у схимитрополита Зиновия (Мажуги). О.Н. Вышеславцева направляла молодежь в Карпаты к архимандриту Иову (Кундре), который также был уже в 2000-е годы причислен к лику святых. Возвращаясь в Москву, мы делились друг с другом впечатлениями и открытиями. Паломнические поездки и общение с живыми исповедниками обогащало наши души. Именно в это время возникли молодежные братства. Георгий Кочетков и Александр Копировский уже тогда регулярно собирались для общей молитвы и доброделания. Аркадий Шатов и Валерий Суслин создали братство, которое объединило интеллигентную молодежь в служении больным. Большинство из них трудились санитарами в московских больницах. Возникало живое общение между братствами в совместной молитве.

Встречал я в то время Феликса Карелина. К середине 70-х он внешне стилизовался под православного священника – чинно шествовал с длинной окладистой бородой, летом носил соломенную шляпу, под которой православные священники обычно прятали нелепые косички. Когда он появлялся в Троице-Сергиевой лавре паломницы гурьбой спешили к нему под благословение, что чрезвычайно льстило ему. Но он уклонялся от них, разуверяя их, что он не батюшка. К этому времени он растерял почти всех своих адептов. Оставался один – психиатр и поэт Михаил Ярмуш. Но и тот вскоре отшатнулся от него. С Карелиным мне пришлось встречаться на даче у Ярмуша. Но поскольку я, как видимо, не представлял для него особого интереса, он не витийствовал в моем присутствии. Однако на Ярмуша, человека впечатлительного, действовал возбуждающе. Их «роман» длился недолго. Миша после долгих и мучительных колебаний решил, что Карелин – человек темный и поспешил разорвать с ним отношения.

В это время в Москве особо выделялись три храма – Ильи Обыденного, Николо-Кузнецкий и храм на Преображенском кладбище, где служил отец Димитрий Дудко. Самым традиционалистским был храм Ильи Обыденного. Настоятелем был отец Николай, человек высокого роста, преклонных лет и военной выправки. Прихожане шли на исповедь или к отцу Владимиру Смирнову, или же к отцу Александру Егорову. Священники, несмотря на многочисленность прихода, знали прихожан по имени, знали их семьи и проблемы. В храме хранилась чудотворная икона Божией Матери «Нечаянная радость». Сюда любил приезжать и служил молебны у иконы патриарх Пимен. В храме не допускали никаких новшеств, служба шла строго по Типикону, но сохранялась та особенная теплота и намоленность, отличавшая этот храм от других. Приход состоял из интеллигентных людей, в основном преклонного возраста, но часто бывала и новообращенная молодежь. Оба священника – и отец Владимир, и отец Александр – были интеллигентными, высокодуховными людьми и прекрасными исповедниками. В храме всегда было много молодежи.

Священники храма Илии Обыденного. Слева Владимир Смирнов, справа Александр Егоров