Николо-Кузнецкий храм славился благодаря настоятелю – протоиерею Всеволоду Шпиллеру. В юности он воевал в Белой гвардии, осел в Болгарии. Окончил богословский факультет Софийского университета, перед Второй мировой войной был рукоположен и служил в Болгарии. Николо-Кузнецкий храм привлекал художественную интеллигенцию. Послушать пассии отца Всеволода собирались лучшие представители как музыкального, так и художественного мира Москвы. Не всем была понятна богословская проблематика пассий, но ссылки на «парижское» богословие, упоминание имен и идей отца Сергия Булгакова, Николая Бердяева, Семена Франка, Николая Лосского и многих других привлекали не только интеллигентов. В его храме часто бывали и причащались до 1970 года запрещенные в служении священники Николай Эшлиман и Глеб Якунин. Прихожанкой храма была выдающаяся пианистка, профессор Московской консерватории Мария Вениаминовна Юдина, которую отец Всеволод отпевал. Он свободно принимал в Москве епископов и священников, приезжавших из-за рубежа. Он поддерживал отношения с опальным архиепископом Ермогеном (Голубевым). В его храме бывали и дружили с ним митрополит Сурожский Антоний (Блюм), архиепископ Брюссельский Василий (Кривошеин), священники из Америки Иоанн Мейендорф и Леонид Кишковский. Он переписывался с болгарским патриархом Кириллом, Павлом Евдокимовым, священником Борисом Бобринским, со многими зарубежными деятелями экуменического движения. Он подобрал двух интеллигентных священников – Александра Куликова и Владимира Тимакова, которые стали его единомышленниками. Мы тогда не понимали, какую цену приходилось ему платить за такую свободу. В 1967 году развернулась травля, памятная всем, кто в эти годы посещал его храм. Травил его церковный староста Александр Шушпанов – ставленник КГБ. Если бы не связи отца Всеволода в СССР и поддержка зарубежных кругов, он бы наверняка лишился прихода. Ему удалось выстоять, но приход все же был разграблен. В 1983 году были переведены в другой приход священник Александр Куликов и диакон Николай Кречетов. Тридцать три года продолжалось его служение в этом замечательном, никогда не закрывавшемся храме.
В московском храме святителя Николая Чудотворца (бывшем Успения Пресвятой Богородицы) на Преображенском кладбище с 1963 года служил отец Димитрий Дудко. Учась в Духовной академии, после войны в 1948 году он был арестован и осужден на десять лет лагерей только за то, что, находясь на оккупированной территории, опубликовал в газете свои стихи. На самом деле он писал стихи и даже читал их семинаристам, в которых критически относился к советской действительности. На него донес сокурсник, и вскоре последовал арест. В 1956 году, как фронтовик, был освобожден и восстановлен в академии, которую закончил в 1960 году, и получил назначение в московский собор Преображения, где находилась резиденция митрополита Крутицкого и Коломенского Николая (Ярушевича). При строительстве метро в 1963 году собор был взорван. Отца Димитрия перевели в храм святителя Николая на Преображенке. После публикации в «Новом мире» повести Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича» отец Димитрий вместе со священником Александром Менем в 1962 году отправились в Рязань, где познакомились с Солженицыным.
Отца Димитрия связывала тесная дружба с Анатолием Красновым-Левитиным. В декабре 1973 года он начал выступать в храме с проповедями, призывая прихожан присылать записки с вопросами. Прихожане откликнулись, посыпались вопросы. Он сумел восстановить разорванную связь между священником и приходом. Дома он тщательно готовился к очередной проповеди, стремясь доходчиво отвечать на вопросы прихожан. Это было настолько необычно, что храм начали посещать представители московской интеллигенции.
Отец Дмитрий не пытался обходить острые вопросы – о свободе совести в СССР, о религиозных гонениях, в чем ему немало помогал Краснов-Левитин, поддерживавший и вдохновлявший его. Несмотря на то что отец Дмитрий обычно не произносил, а читал свои проповеди по тетрадке, они стали событием московской жизни. В его проповедях присутствовал элемент экзальтации, который заражал аудиторию. Большинство московских священников относились к отцу Дмитрию настороженно. Необычное поведение священника привлекало к нему все большее количество самых различных людей. Он много крестил, причем не в храме, а дома, не считая нужным духовно готовить людей.